Константин Изварин - Военно-морские рассказы

— Давай, давай, — хриплым шепотом кричали индусы. И пуляли виски прямо через борт. В обмен на цветной металл.

Курчавый пацаненок не только дул в свисток. Он еще и выпрашивал. Выпрашивал все подряд — значки, деньги, сигареты. При этом он размахивал руками, объясняя и быстро-быстро лопотал, мешая родной язык с английским.

Пачка «Мальборо» с рук стоила двадцать рупий. И сигаретами с ним делились. Курил он лихо, пуская дым через нос и сплевывая на брусчатку. До тех пор пока кто-то не дал ему кубинский «Партагас».

Такого от советских моряков индусенок не ожидал. Он храбро втянул горький кубинский дым и... согнулся в приступе кашля. Сопли, слезы — все это пришло одновременно.

— То-то, — сказали наши. — А задолбал, ты, выпрашивать.

Теперь индусенок был осторожнее. И прежде чем сунуть сигарету в рот, читал надпись. И на наших смотрел с уважением.

А наши эти крепкие сигареты курили по-своему. Они поджигали их с фильтра и несколькими быстрыми вдохами протягивали его, добираясь до табака. После кубинского фильтра кубинский табак был ничуть не крепче отечественной «Примы».

— Тебя как зовут? — спросили наши, сквозь сизые клубы. — Ну... нэйм, — вспомнили они из школьного курса. — Нэйм твое как?

— Самба, — задумчиво ответил индусенок, круглыми глазами глядя как курят эти загадочные русские.

Как знать, может быть из этого курчавого и чумазого вырастет в будущем новый Тагор. И умудренный годами, поседевший бородой — поведает миру о загадочной русской душе. Про «ченч», про «шипи» и про то, что именно русские курят достигая нирваны.

— Ты террорист? — спросили на прощанье наши у бородатого водителя автобуса. Просто так спросили, чтоб приятное человеку сделать.

Смысл фразы индус схватил влет — как борзая зайца.

— Ноу терроризм, ноу! — горячо затряс он бородой. И оправдываясь, принялся показывать различные расстояния от земли. — Ай`м ноу терроризм.

— Ну смотри, — похлопали его наши по плечу.

Прощаясь, Самба выкрикнул прямо в удаляющуюся корму все, чему успел научиться за несколько дней общения с русскими моряками. Кричал задорно, растягивая рот в белозубой улыбке. И рукою взмахивал.

Интересно, а если он когда-нибудь выучит русский язык настолько, чтобы понять, что именно кричал?..

Молодежь на корабле это всегда событие. И дело не в том, что среди этих вчерашних выпускников «Анапы» может оказаться земляк. Кстати, понятие «земляк» вдали от берегов и цивилизации включает в себя именно те «две монтировки по карте», и на лопоухого первогодка, жившего на гражданке в соседнем с твоим Задрючинском Затраханске, смотришь как на родного. И тут же находятся и темы для разговора, и общие знакомые. Нет, дело не в этом. Не только в этом.

Дело в том, что совмещая ненужное с бесполезным, находясь в относительно небольшом, сугубо мужском, коллективе, изо дня в день видя одни и те же лица ты до предела пропитываешься тоской. И новое пополнение для тебя сродни глоту свежего воздуха. Как прибытие цирка-шапито в захолустный городок.

Быть может среди молодежи окажется искусный рассказчик, или музыкант, или еще какой-нибудь веселый затейник. И внесет он что-то новое в монотонные будни, и время побежит быстрее.

Потому и выясняют дотошно: «Что умеешь?».

— Ну, — спросили у него, — и что ты умеешь?

А вокруг — кубрик — койки в три яруса и глаза — заинтересованно ожидающие. А он стоит на середине, а свет — яркий, «дневной» заливает с ног до головы, высвечивает смущение.

— Я... ничего... не умею, — выдавил он, запинаясь.

— Ну-у-у, — протянули все разочарованно. Надо же, на всю боевую часть один «молодой» и тот ничего не умеет.

— Только... разве... на аккордеоне... — закончил он, окончательно покраснев.

— Играть? — переспросили у него с надеждой.

Он промолчал, делая себе смущение.

— Ну-у-у! — протянули все. Теперь уже обрадованно. Надо же, один «молодой» на всю боевую часть и такой... такой... музыкант, в общем.

— Ну ты молодец, Каликин, — похлопали его по плечу. — Нам как раз такой и нужен. Чтоб на аккордеоне играл. Да-а, молодец.

— А наш «молодой-то» каков! — сказали нам соседи по отсеку. — Говорит: «Я ничего не умею, только на аккордеоне играю».

— Ну? — сказали мы, не веря.

— Точно, — сказали соседи. — Так что приходите на концерт.

На корабле, как известно, есть все. Или почти все. По крайней мере, такая нужная для охраны Государственной Границы, вещь как аккордеон наличествует.

Поэтому вечером мы отправились в соседний кубрик. На концерт.

Каликина вывели на центр, на плечо ему повесили аккордеон и сказали: «Играй, Васнецов».

— Давай, Каликин, играй, — подхватили и мы. — А если, там, смущаешься, или еще чего... так не переживай, моцартов тута нет.

Каликин стоял с аккордеоном на плече и сочился потом.

— Ну так же нельзя, — сказали мы. — Он же стесняется. А ну, товарищи, поддержим маэстро! — И захлопали.

— Ну все, Каликин, — сказали ему секунд через десять. — Мы тебе уже похлопали. Так что... играй.

Пальцы Каликина скользнули по клавишам, а мы — зрители — замерли раскрытыми ртами: «Сейчас... сыграет».

И ни звука.

— Ну ты чо, Каликин?

— Да... ну... — пошел пятнами наш маэстро, — не... умею...

— Че-во?! — выкатили мы глаза. — Чего ты не умеешь?

— И... играть, — выдохнул Каликин.

— А чего ж ты говорил, что умеешь?!

А вот обманывать на Флоте не рекомендуется. Я имею в виду товарищей. Офицеров обманывать, конечно, тоже не рекомендуется, но ведь без этого не проживешь. И если изображая дурака перед командованием, ты поступаешь по— уставному, то изображая дурака перед своими — ты и поступаешь по-дурацки.

— Ты чего, Каликин, тупишь? — поинтересовались зрители. — Мы тут что, зря собрались? Раз надел аккордеон — давай играй.

Выражению лица Каликина мог бы позавидовать даже Юрий Никулин. По крайней мере, его «Балбесу» до Каликинского «Аккордеониста» было ой как далеко.

Нет, это не музыкант, — поняли мы. — Это клоун. И сегодня у нас не вечер музыки, а вечер юмора.

— Играй! — тон зрителей понемногу приближался к отметке «угрожающий». — Играй, Каликин!

Каликин растерянно огляделся. «Зрительный зал» взорвался хохотом.

— Давай, давай! — кричали ему сквозь смех.

Больше всех усердствовал Вова Станкевич.

— Ты хоть знаешь, чего мне стоило найти аккордеон?! — кричал он между приступами хохота. — Ты хоть знаешь, куда я за ним лазил?! — Вова был боцманом и, наверное, по совместительству заведовал аккордеонами. — Играй, давай! Дави клавиши!

Каликин решил последовать разумному совету старшего товарища. И принялся давить на клавиши, попутно растягивая меха. Некое подобие мелодии на несколько секунд прервало хохот.