Стивен Ликок - Сумасбродные сочинения

Этот штришок может послужить отличным ключом к их характерам.

Дом романистов оказался очаровательным старинным особняком, выходящим окнами в сад, который, в свою очередь, выходит на широкую террасу, выходящую на реку.

Прославленный романист встретил нас у ворот. Мы ожидали, что автор «Анжелы Риверс» и «Сада желаний» окажется бледным эстетом (мы частенько обманываемся в своих ожиданиях), и не смогли скрыть удивления (что тоже с нами бывает нередко), обнаружив дородного детину, весом, как он сам нам позже сообщил, в сотню стоунов без башмаков.

Он сердечно приветствовал нас.

— Пойдемте смотреть моих свиней.

— Мы хотели спросить, — начали мы, — о ваших книгах.

— Сначала посмотрим свиней, — сказал он. — Вы что-нибудь понимаете в свиноводстве?

Обычно мы стараемся дать понять, что разбираемся во всем, но тут вынуждены были признать, что свиноводство — не наш конек.

— Ага, — сказал Великий Романист. — Вы, стало быть, специалист в собаководстве?

— Вовсе нет, — ответили мы.

— А что скажете о пчеловодстве?

— Это нам ближе, — кивнули мы (однажды нас укусила пчела).

— Что ж, тогда пройдемте к ульям, — обрадовался Великий Романист.

Мы уверили его, что хотели бы осмотреть ульи несколько позже.

— Тогда в свинарник, — заявил Великий Романист и добавил: — Вы, верно, не специалист по уходу за молодняком.

Мы покраснели, вспомнив пять детских мордашек за столом, ради пропитания которых мы и взялись за это интервью.

— Нет, — сказали мы. — Не специалист.

— В таком случае, — поинтересовался Великий Романист, когда мы добрались до цели, — как вам наш свинарник?

— Очень недурен, — сказали мы.

— Я сделал новый кафельный сток — по собственным чертежам. Видите, какая чистота?

Мы сказали, что видим.

— Боюсь, свиньи сейчас спят, — заметил Великий Романист.

Мы попросили его ни в коем случае не будить их. Хозяин предложил открыть маленькую боковую дверцу, чтобы мы могли заползти внутрь. Мы уверяли, что совершенно не хотим нарушать ничей покой.

— Чего бы нам действительно хотелось, — настаивали мы, — так это чтобы вы поведали нам о своих методах написания романов.

Мы задали этот вопрос неспроста. Помимо основных целей нашего интервью мы хотели узнать ответ на давно интересующий нас вопрос: как же пишутся романы. Если мы узнаем это, то сможем и сами попробовать.

— Посмотрим сначала бычков, — сказал Великий Романист. — У меня тут пара бычков, которые наверняка вас заинтересуют.

Мы в этом не сомневались.

Романист подвел нас к маленькой зеленой изгороди, за которой два свирепых зверя жевали зерно. Звери не спускали с нас глаз, не переставая жевать.

— Впечатляет? — поинтересовался Великий Романист.

Мы уверили его, что бычки, несомненно, соответствуют нашему представлению о лучших в мире бычках.

— Не хотите к ним пройти?

Романист отпер калитку.

Мы отпрянули. Зачем тревожить быков?

Романист заметил наши колебания.

— Не бойтесь, — проговорил он. — Едва ли они вас тронут. Я без опаски каждое утро отправляю к ним своего работника.

Мы восхищенно взглянули на Романиста, понимая, что, как и многие другие наши писатели, актеры и даже мыслители, это свободный человек во всех смыслах этого слова.

Тем не менее мы потрясли головой.

Быки, объяснили мы, не входят в сферу интересов наших сегодняшних исследований. Нас скорее интересуют методы его писательской работы.

— Методы моей работы? — переспросил он, когда мы вернулись на дорожку. — Вообще-то, я едва ли пользуюсь какими-то методами.

— Как вы придумываете завязку своего нового романа? — спросили мы, доставая блокнот и карандаш.

— Ну, обычно я прихожу сюда и сижу в свинарнике, пока не обнаруживаю подходящих персонажей.

— Этот процесс занимает много времени?

— Не слишком. Как правило, достаточно полчаса провести среди боровов, и ты уже видишь главного героя.

— А что потом?

— О, потом я отправляюсь к ульям, раскуриваю трубочку и наблюдаю в поисках сюжета.

— И находите его?

— Всегда. Затем, набросав несколько заметок, отправляюсь на десятимильную прогулку со своими лайками, а потом возвращаюсь повозиться с бычками.

Мы не удержались и вздохнули. Написание романов явно переходило в разряд недосягаемых мечтаний.

— А козел в вашем хозяйстве имеется? — спросили мы.

— О, конечно. Резвый парень. Не хотите взглянуть?

Мы покачали головой. Видимо, на нашем лице отразилось разочарование. В очередной раз. Мы понимали правильность и даже полезность метода, при помощи которого написаны великие романы современности — при непосредственном участии козлов, собак, боровов и молодых бычков. Понимали мы и то, что метод этот не для нас.

Мы позволили себе еще один вопрос.

— Как рано вы встаете?

— Между четырьмя и пятью, — ответил Романист.

— И, конечно, сразу же ныряете в реку — даже зимой?

— Конечно.

— Без сомнения, — продолжали мы с плохо скрываемой горечью, — вы предпочитаете, чтобы вода была скована толстым слоем льда?

— О, безусловно!

Мы молчали. Мы давно уже поняли причину наших жизненных невзгод, тем не менее больно было получить лишнее тому подтверждение. Ледяной вопрос стоял на нашем пути уже сорок семь лет!

По-видимому, Великий Романист заметил, как мы удручены.

— Идемте в дом, — предложил он. — Жена угостит вас чашкой чая.

Несколькими мгновениями позже мы напрочь забыли о наших горестях, оказавшись в обществе одной из самых очаровательных хозяек, с которыми нам когда-либо доводилось встречаться.

Мы пристроились на низеньком табурете рядом с Этелиндой Афтерсот, которая со свойственной ей грацией восседала за чайным столиком.

— Итак, вы хотите узнать о методах моей работы? — сказала она, наливая горячий чай нам на ноги.

— Хотим, — ответили мы и достали блокнот, понемногу обретая былой энтузиазм. Мы не возражаем, когда нас обливают горячим чаем, лишь бы обращались с нами по-человечески. — Не расскажете ли вы нам, — продолжали мы, — какой метод вы предпочитаете, приступая к роману?

— Я всегда начинаю с изучения, — сообщила Этелинда Афтерсот.

— Изучения? — переспросили мы.

— Да, я имею в виду изучение реальных событий. Возьмем, например, мой роман «Из жизни прачки»… еще чаю?

— Нет-нет, — сказали мы.

— Так вот, чтобы написать эту книгу, я сначала два года отработала в прачечной.

— Два года! — воскликнули мы. — Но зачем?

— Чтобы погрузиться в атмосферу.

— В атмосферу пара?

— О нет, — ответила миссис Афтерсот. — С паром я разбиралась отдельно. Прошла курс по пару в технической школе.

— Как такое может быть? — спросили мы, и наше сердце вновь упало. — Разве нужно было все это делать?