Стивен Ликок - Сумасбродные сочинения

— А давай заведем? — загорелся Браун. — Посмотрим, как он бегает.

— Давай! Составь две-три тарелки, чтобы освободить побольше места. Обрати внимание, он гудит перед тем, как тронуться с места. Нет, говорю тебе, для ребенка — самое то!

— Конечно! Ой, смотри, пружина тянет за свисток… Господи, да он свистит — свистит совсем как настоящий!

— Ну, цепляй вагоны, и я его завожу, — командовал Джонс. — Чур я за машиниста!

Спустя полчаса Браун и Джонс все еще гоняли паровозик по обеденному столу.

Однако дамы, сидевшие наверху, в гостиной, отсутствия мужей даже не заметили. Они были слишком заняты.

— Мне ужасно нравится! — щебетала миссис Браун. — Никогда ничего прелестней не видела! Обязательно куплю Альвине такую же. Думаю, Кларисса будет просто счастлива!

— Конечно, — отвечала миссис Джонс, — кроме того, она обрадуется одежкам. Девочки так любят наряжать кукол! Погляди-ка на эти платьица, правда, хорошенькие? Уже выкроены, остается только сшить.

— Ах, какая красота! Мне кажется, вот это, малиновое, лучше всего подойдет к золотистым куклиным волосам. Только воротничок надо отогнуть — вот сюда, и пришить к нему ленточку — вот эту. Как считаешь?

— По-моему, прекрасно! Давай попробуем? Погоди, я принесу иголку. А Клариссе скажем, что платье сшил Санта. Дети так в него верят!

Через полчаса миссис Джонс и миссис Браун были так заняты шитьем, что не слышали ни поезда, который, гудя, бегал по обеденному столу, ни болтовни детей.

Которые, тем временем, без родителей вовсе не скучали.

— Мировецкие, да? — говорил Эдвин Джонс юному Вилли Брауну, сидя у себя в комнате. — Целая коробка, сто штук, все с пробковыми фильтрами, а вот тут, видишь, в маленьком отделении, янтарный мундштук. Подойдет папе, как думаешь?

— Думаю, да, — одобрительно отзывался Вилли. — А я своему дарю сигары.

— Я тоже про сигары думал. Папы, они вообще любят сигары, сигареты… Не промахнешься. Хочешь, парочку? Вытащим со дна. Тебе понравится — русские куда лучше египетских.

— Давай, попробуем, — согласился Вилли. — Я только в прошлом году закурил, после дня рождения. Слишком рано курят одни придурки. От сигарет расти перестаешь. Так что я двенадцати лет дождался.

— Я тоже, — подтвердил Эдвин, зажигая спичку. — Я бы и эти не купил, если бы не папа. Хотелось подсунуть ему что-нибудь, вроде как от Санта-Клауса. Он в него знаешь как верит!

В это же время Кларисса демонстрировала юной Альвине премилый набор для бриджа, приобретенный ею в подарок матери.

— Ой, какие таблички! — восхитилась Альвина. — И какой красивый голландский узор, подружка! Или он фламандский?

— Голландский, — отвечала Кларисса. — Правда, изящный? А вот погляди на эти милые штучки, чтобы складывать деньги во время игры. Можно было бы и без них, продавались отдельно, но мне показалось, что играть без денег так скучно! Как думаешь?

— Просто ужасно! — передернулась Альвина. — Только разве твоя мама когда-нибудь играет на деньги?

— Мама? Нет, конечно. Она у нас слишком правильная. Но я скажу ей, что штучки для денег — от Санта-Клауса.

— Тоже верит в Санту? Как моя?

— Безусловно, — кивнула Кларисса. — Слушай, а давай сыграем? С двумя болванами, по-французски? Или в норвежский скат. В него и вдвоем можно.

— Давай.

И через несколько минут девицы уже увлеченно играли, сложив рядом с собой в столбик карманные деньги.

Еще через полчаса обе семьи вновь сошлись в гостиной. Разумеется, о подарках никто и словом не обмолвился. Тем более что все были слишком заняты разглядыванием огромной красивой Библии с комплектом географических карт, которую Джонсы собирались презентовать дедушке. Им пришло в голову, что с такой книгой дедушка в любой момент сможет отыскать любое место в Палестине — днем или ночью.

А наверху — в дальней комнате — дедушка Джонс с восхищением разглядывал подарки, которые приготовил для близких. Прекрасный графин для виски, с серебряной филигранью снаружи (и виски внутри) для Джонса и большой никелированный варган для внука.

Поздно ночью загадочное существо или дух по имени Санта-Клаус собрал подарки и разложил их по чулкам.

Будучи подслеповат, разложил он их совсем не тем людям — просто-напросто последовал надписям на этикетках.

Рождественским утром, однако, все устроилось само собой.

К десяти часам Браун и Джонс уже играли в паровозик, миссис Браун и миссис Джонс шили куклам одежки, мальчики курили, девочки дулись в карты.

Наверху — в дальней комнате — дедушка попивал виски и играл на варгане.

Рождество, в общем и целом, удалось, как оно обычно и бывает.

Ну и ну!

Да что же стряслось с городом Нью-Йорком? Неужто он так изменился с тех пор, как я приезжал сюда 1886-м? Похоже на то.

Старый добрый извозчик, обычно ожидавший меня у станционной коновязи в компании своего невероятного одра, краснощекий детина, распространяющий вокруг себя приятный запах ржаного виски, исчез — и, судя по всему, навсегда.

Вместо него теперь… как то бишь его? — такси, а за рулем чисто выбритый головорез. «Полезайте внутрь», — говорит. И все. Даже не предлагает помочь с багажом! Ладно, юноша, будь по вашему.

У него там машинка указывает цену. Ох, мудрят они с ними — парень стукнул по ней, и машинка показала полдоллара, а мы еще и не тронулись! Я своими глазами видел. Ну что ж. На первый раз переживу, но больше им меня не надуть.

Что, уже отель? Ладно, выхожу. Это мой отель? Да что с ним сотворили? Надстроили этажей десять — он чуть не до неба достает! Ну да я этажи считать не стану. Нет, сэр, не сейчас, когда я при саквояже! Подожду, пока не окажусь внутри, в безопасности. Уж там-то все будет в порядке. Меня там знают. Наверняка вспомнят, как я приезжал в восемьдесят шестом. Разве забудешь обед, который я тогда закатил — выложил за девятерых по полтора доллара плюс сигары! Меня - то клерк сразу вспомнит.

Вспомнит? Что-то я начал сомневаться. Как меня может помнить клерк, если больше нет никакого клерка — вместо него образовалось с полдюжины служащих. Вот один за стойкой — жутко величественного вида — машет рукой. Знакомиться с таким — благодарю покорно! Вот второй с огромной книгой — раскладывает в ней карточки; еще один — за стеклом с надписью «Кассир», такой занятой, будто банком командует. Да еще пара с почтой и телеграммами. И всем не до меня!

Дозволено ли мне тихонечко подойти к ним с саквояжем в руке? Я гадаю, заметят ли они меня? Способны ли они заметить жалкую личность вроде меня? Я от них в десяти футах и абсолютно уверен, что меня им не увидеть. Я невидимка!

О! Один таки заметил меня! Он поворачивается ко мне… нет, скорее, обращает на меня свой взор со словами: «Да, сэр?» И ничего больше. Ни попыток, как в старые добрые времена, сделать вид, будто он пытается вспомнить мое имя. Ни протянутой для рукопожатия руки. Ни слов: «Добро пожаловать, мистер… э-э…», пока, наконец, написанное в книге приезжих имя не прочитано, и он может обращаться ко мне, как к старому другу. Ни вопросов об урожае пшеницы в наших краях. Как же, пшеница! Да что нынешняя молодежь вообще может знать о пшенице?