Нина Абрамович - Записки филиппинки (сборник)

Мой мочевой пузырь давно лопнул бы, если бы я был собакой. Ведь моя подружка дрыхнет до обеда, считая, что сон до обеда – эффективнее любого ботокса.

Нет у меня ни усов, ни шерсти на всем моем бренном теле. Я не собака. И не какой-нибудь паршивый кот. У меня две ноги. Вполне приличная физиономия, очень даже мужественная. Я хорошо сложен, худощав, имею натруженные жилистые руки, вьющиеся темные волосы и даже умные синие глаза. И вполне человеческое имя – Василий. По паспорту я мужчина тридцати лет. С красивой украинской фамилией Василенко. И пропиской в городе Луганске Донецкой области. И даже профессия у меня есть – шахтер.

Но есть обстоятельства, совершенно не зависящие от меня. Поэтому на сегодня я домашний любимец этой истеричной особы. Прости, дорогая! Мы же договаривались с тобой, все по-честному!

Живу я в ее хоромах уже год. На ее шее. Она меня кормит. Из ложечки. Причем отменно! И я уже откликаюсь на это подлое имя Вась-ка. Ей нравится, обняв меня, валяться на шкуре белого барана у фальшивого камина и, медово глядя мне в глаза, перечислять все мои кошачье-собачьи имена.

– Ты мой Мурзик? Или Бобик? А может, лучше Полкан? – трется она об мое плечо, целуя меня в нос.

– Нет, я Василий! Мур-р-р! Гав! – отвечаю я на ее ласки.

– Тогда я твоя Жучка! – высовывает она свой язычок и, лизнув меня в шею, начинает вполне по-собачьи меня нюхать.

Мне щекотно. Я смеюсь, отстраняясь от нее. Мы боремся. Мяукаем. Гавкаем. Носимся по ее ста сорока квадратным метрам. Хорошо, что изоляция в ее хате отменная. Стены из кирпича. Соседи нас не слышат. И так по десять раз на день.

У меня выработалось стойкое чувство самосохранения. Я, оказывается, еще тот котяра! Надо же! То кот! То пес! Ничего человеческого. Не предполагал за собой такого… Видели б меня мои мужики из забоя! Нда-а! Лучше не надо!

У меня проявились артистические способности! Ха! Особенно после того, как моя Жучка, то есть Алиса, затаскала меня по театрам, а также по клубам и гостям. А в Третьяковку мы катались, специально, раз пять в прошлом году. А потом она меня еще и экзаменует! Тыкает носом, как того Буратино! Поучает! Мальвина хренова, мать ее так! «Кто написал «Грачи прилетели»? Сколько было вариантов этой картины у Саврасова? Или еще хуже! Кто дописал медведей на картине Шишкина «Утро в сосновом бору»?»

А мне оно надо!

Записала меня на курсы компьютера и английского языка. И, кроме того, велела вести дневник, где я должен отмечать все события и впечатления за день.

Зачем, спросите?

Алиса сказала, что потом можно издать бестселлер под названием «Записки лучшего в мире кота Василия». Под названием «Записки альфонса» этот бред разойдется быстрее!

А когда слетаются ее гламурные подружки с натянутыми рожами, все эти перезрелые девочки – Пуся, Эллис и особенно Марго с вертлявой шавкой под мышкой, – моя Жучка из кожи лезет показать, какой я завидный. Заставляет меня цедить мартини со льдом через трубочку. А мне бы стакан водяры опрокинуть и забыться.

Взбрендило ей оттюнинговать меня до неузнаваемости. И ей это, кажется, удалось. Видели б меня мои пацаны из забоя! Только не это! Припыленный углем усталый шахтер превращается в стильного денди. Вот тебе и «мяу»! Хочешь жить, не так замяукаешь. И пока я в этой столице не найду приличной работы, мяукать мне еще долго. Где там мой учебник по английскому?

Говорила мне мама: «Учи, сынок, язык! Человеком будешь!»

Звонок в дверь.

– Ну, вот, пришла любимая.

Василий шустро бежит открывать дверь, обшитую белой кожей. На пороге Алиса. В ее глазах лукавый огонек.

Василий перехватывает пакеты из рук Алисы. Она смачно чмокает его в нос.

– А что я тебе купила, Мурзик мой! Мой Бобик! – Алиса пританцовывает и, раскупорив пакеты прямо в холле, вешает на Василия модные обновки.

Василий противится.

– Хватит мне тряпки скупать. Уже гардероб ломится. Что я тебе, игрушка какая-то?! Чего ты на всякую дрянь деньги трынькаешь!

– Мой Мурзик! Да ладно тебе! Смотри, какие штанци классные! В цветочек! Чистый хлопок. Завтра мы ужинаем у Марго.

– На хрен мне эти штаны, уже двадцатые?! Водки-сигарет взяла?

– Взяла. Мой Кен должен быть самым модным.

– О, уже я Кен! Я же Бобик-Мурзик! Где ты видела псов с барахлом на вешалках? Все. Хватит! Мне положен один, ну два… прогулочных комбинезончика. И ошейник от блох.

– С дырочкой для хвостика? Моя ты собачка! Самая лучшая… из всех хвостатых собачек. Ну, что ты сегодня выучил из английского?

И Алиса виснет на шее у Василия. Тот вздыхает, обреченно опускает свою голову ей на плечо, обнимает за талию.

– Май нейм из Васька…

День теплый плавно катится к вечеру.

Соседка Роза позвонила, сказала, что уже выходит и ждать будет на улице. Было слышно, как закрывается дверь ее квартиры, потом шумно поехал вниз лифт.

А Настя все никак не могла покинуть свою спальню. Отсчитала двести долларов. Спрятала коробку из-под туфель «Гуччи» в самый дальний угол комода. Сколько там было денег, она знала весьма приблизительно.

Поколебавшись, Настя переложила коробку подальше, в антресоль шкафа. Села на кровать, задумалась. Взяла с трюмо шкатулку с драгоценностями, сдула едва заметные пылинки с зеленого бархата, открыла. Серьги, кольца, браслеты, подвески. Все из желтого и белого золота, с драгоценными камнями: изумруды, бриллианты, сапфиры. Сдержанно, стильно, изысканно. Авторские работы ювелирного дома «Харарук». Самое дорогое кольцо в форме чалмы из тридцати семи бриллиантов. Ценные подарки мужа, обожающего дарить подобное.

И лишь один перстень с овальным рубином, в многочисленных золотых лапках, выделялся своей простоватой бордовой яркостью. Роскошь еще советских времен. Подарок матери на семнадцатилетие. Ювелирной ценности незначительной.

Настя оглядела растерянно спальню, куда бы спрятать драгоценности. Прячь не прячь, воры все равно найдут, если проникнут в квартиру. Это Настя, любительница детективов, хорошо понимала. Только кто может знать, есть ли ценности в этой квартире? Дом новый. Знакомых еще нет. Никто ни с кем даже не здоровается.

Вернула шкатулку на трюмо, на свое место. Потом достала из антресолей коробку «Гуччи», набитую пачками денег, секунду поразмышляла и опять положила ее в комод.

Она стояла на пороге и оглядывала комнату. Какое-то смутное беспокойство не покидало ее.

В своей идеально чистой спальне, куда она запрещала без надобности заходить даже детям, она вдруг ощутила присутствие чужого духа. Будто кто-то бывает здесь.

Настя замерла. Сейчас она напоминала себе Бабу-Ягу.

– Здесь человеческий дух!..

А вдруг здесь действительно бывает чужой?

В последнее время муж возмущался, куда она так много тратит. Он вроде приносит наличку ежедневно. Вытаскивает ее из карманов, пачками, перетянутыми канцелярской резинкой и небрежно засовывает в коробку «Гуччи». Его фирма по продаже норвежской рыбы дает приличный доход. А денег в коробке как-то не прибавляется.