Николай Лейкин - Наши за границей

— Что-жъ, Глаша, тогда мы бутылочку красненькаго съ водицей выпьемъ, — отвѣчалъ тотъ.

— Чтобъ я вамъ еще дома позволила пьянствовать? Нм за что на свѣтѣ! Лучше ужъ вонъ холодной воды изъ графина напьюсь.

— Да какое-же тутъ пьянство, ежели красненькое вино съ водицей!..

— Молчите.

Старикъ-хозяинъ, видя такіе переговоры насчетъ чаю и замѣчая неудовольствіе на лицѣ постояльцевъ вообразилъ, что Глафира Семеновна, можетъ быть больна, хочетъ лѣчиться чаемъ, какъ вообще имъ только лѣчатся французы, и спросилъ:

— Etes-vous malade, madame? Alors…

— Какъ маладъ? Команъ маладъ? Здорова, даже очень здорова. Я ѣсть хочу. Же ве буаръ е манже. Нельзя дю тэ, такъ апорте муа дю пянъ, дю беръ е де вьяндъ фруа. Же демандъ фруа. Ля кюзинье ферме, такъ апорте муа фруа. Ля вьяндъ Фруа…

— C'est impossible, madame. А présent nous n'avons point de viande

— Какъ? И де вьяндъ фруа нѣтъ? Какой-же послѣ этого у васъ готель пуръ вояжеръ, ежели даже холоднаго мяса нѣтъ! Ну, ли вьяндъ нельзя, такъ фромажъ. Фромажъ и пянъ бланъ.

— Seulement jusqu'а neuf heures, madame, mais а présent il est plus de onze heures, madame.- развелъ руками старикъ-хозяинъ.

— Только до девяти часовъ, видите-ли, можно что-нибудь съѣстное получить, — опять взглянула Глафира Семеновна на мужа. — Ну, гостинница!

— Просто шамбръ-гарни здѣсь, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Спроси бутылочку краснаго-то вина. Красное вино навѣрное ужъ есть. Ежели и кухня заперта, такъ вѣдь его ни варить, ни жарить.

— Понимаешь ты, я уже спрашивала холоднаго мяса и сыру — и то нѣтъ.

— А красное вино навѣрное есть. Французы его походя трескаютъ. Венъ ружъ, монсье… Апорте венъ ружъ, можно? — обратился Николай Ивановичъ къ хозяину.

Тотъ пожалъ плечами и отвѣчалъ:

— Oui, monsieur. Je vous procurerai…

— Видишь, видишь! Красное вино есть-же!

— Но вѣдь это только пойло. А я ѣсть хочу. Понимаешь ты — ѣсть! — раздраженно сказала Глафира Семеновна.

— Ну, такъ булки спроси, ежели ничего нѣтъ. Красное вино съ булочкой отлично!

— Же не манже, монсье, — опять обратилась къ хозяину Глафира Семеновна. — Ну, ле венъ ружъ. Бьенъ. И апорте муа хоть дю пянъ блянъ. Же не супе.

— Oh! que c'est dommage, que nous n'avons rien pour vous donner а manger, madame, — отвѣчалъ хозяинъ, покачавъ головой.- Mais du vin et du pain je vous apporterai tout de suite. Une bouteille [16] Какъ это жалко, что у насъ ничего нѣтъ, что бы дать вамъ покушать, мадамъ; но вина и хлѣба я вамъ сейчасъ принесу. Одну бутылку? ? — освѣдомился онъ

— Де… де… де! — закричалъ Николай Ивановичъ, понявъ, что спрашиваетъ хозяинъ, и показалъ ему два пальца, прибавивъ:- де бутель!

— Нонъ, нонъ. Энъ… Селеманъ энъ, — подхватила Глафира Семеновна и строго сказала мужу:- Не дамъ я тебѣ напиваться! Хозяинъ недоумѣвалъ.

— Une bouteille ou deux? — спрашивалъ онъ.

— Энъ, энъ… — показала одинъ палецъ Глафира Семеновна.

Хозяинъ удалился и черезъ минутъ десять принесъ на подносѣ бутылку краснаго вина, два стакана, большой кусокъ хлѣба, кусочекъ масла и полдюжины персиковъ, прибавивъ:

— Voilà, madame, c'est tout ce que nous avons à présent. Bonne unit, madame [17] Вотъ все, мадамъ, что у насъ нашлось. Доброй ночи. ,- раскланялся онъ и исчезъ.

Глафира Семеновна принялась намазывать масломъ почерствѣлый уже съ утра хлѣбъ и съ горестью воскликнула:

— И это въ Парижѣ должна я такъ ужинать, въ городѣ, который славится всякой ѣдой, откуда къ намъ въ Россію разные знаменитые повара ѣдутъ. Ну, смотрите: черствый хлѣбъ, какое-то горькое масло, помятые персики.

— Должно быть, здѣсь въ Парижѣ не ужинаютъ, что-ли, — отвѣтилъ Николай Ивановичъ. — Вѣдь и у насъ есть такіе города. Про калужанъ вонъ говорятъ, что калужане тоже не ужинаютъ, а поѣдятъ, да такъ и спятъ.

— Глупыя и пьяныя остроты. Молчите!

— Да что ты сердишься-то, Глаша! Красненькое винцо есть, хлѣбъ есть — ну, и слава Богу.

— Это вамъ, пьяницѣ, лестно красное вино, а я чаю хочу. Нѣтъ, при этихъ парижскихъ порядкахъ завтра надо непремѣнно спиртовую лампу себѣ купить, спирту и жестяной чайникъ. Скипятилъ на лампѣ воду, заварилъ чай — и чудесно. Да не забыть-бы завтра булокъ и закусокъ на ночь купить.

— Какъ-же ты будешь завтра покупать закуски, ежели ты даже не знаешь, какъ закуски по-французски называются? Вѣдь ужъ давеча въ ресторанѣ стала втупикъ.

— Въ словарѣ справлюсь.

Поужинавъ хлѣбомъ съ масломъ и персиками, Глафира Семеновна запила все это краснымъ виномъ съ водой и легла спать. Николай Ивановичъ допилъ остатки краснаго вина и тоже начатъ укладываться.

Ночь въ гостиницѣ была проведена Николаемъ Ивановичемъ и Глафирой Семеновной безъ приключеній. Утромъ вышелъ маленькій инцидентъ съ чаемъ. Самовара въ гостинницѣ не оказалось, хотя о существованіи «машинъ де рюссъ», какъ называла его Глафира Семеновна по-французски, и знали. Напиться чаю супругамъ, однако, хотѣлось. Они потребовали чайникъ. Коррадорный слуга, явившійся и сегодня на зовъ, какъ вчера въ рваномъ замасленномъ пиджакѣ, стоптанныхъ туфляхъ и въ четрехугольномъ колпакѣ, сдѣланномъ изъ толстой писчей бумаги, принесъ вмѣсто чайника жестяной кофейникъ. Обругавъ его по-русски дуракомъ, Глафира Семеновна положила въ жестяной кофейникъ своего чаю и просила налить кипяткомъ, называя кипятокъ «ло шодъ». Слуга налилъ кофейникъ теплой водой. Явился чай совсѣмъ ненастоявшійся, который совсѣмъ и пить было нельзя. Даже чайные листочки не распустились. Слуга на этотъ разъ былъ обозванъ по-русски, кромѣ дурака, и дубиной. Глафира Семеновна вылила при его глазахъ чай изъ кофейника въ умывальникъ и, засыпавъ вновь сухого чаю, заглянула въ лексиконъ и сказала слугѣ:

— А презанъ иль фо бульиръ, кюиръ… Заварить. Ло бульи… Неужто ну не компрене па?

— Bouillir? Ah, oui, madame, — отвѣчалъ слуга, глупо улыбаясь, удалился въ кухню, долго пропадалъ и явился наконецъ съ кипяченымъ чаемъ. Чай пахнулъ вѣниками, былъ горекъ, черенъ, какъ вакса, и его пить было невозможно.

— Ахъ, эѳіопы, эѳіопы! А еще высшей цивилизаціей называются. У насъ въ самой глухой олонецкой деревушкѣ знаютъ, какъ чай заваривается, а здѣсь въ столичномъ городѣ не знаютъ, — воскликнулъ Николай Ивановичъ и прибавилъ, обращаясь къ женѣ: — Дѣлать нечего. Придется ихъ глупаго кофеищу съ молокомъ похлебать столовыми ложками изъ суповыхъ чашекъ. Заказывай, Глаша, кофею.

— Кафе о ле… Апорте пуръ де кафе о ле… — отдала приказъ Глафира Семеновна, выливая при слугѣ въ умывальникъ и вторую порцію чая и возвращая кофейникъ.

Слуга улыбнулся, покачалъ головой, что-то пробормоталъ по-французски и ушелъ. Явился кофе, молоко, бѣлый хлѣбъ, масло и суповыя чашки съ столовыми ложками вмѣсто чайныхъ.

— Непремѣнно надо спиртовую лампу и жестяной чайникъ для варки воды и завариванія чаю навести. Помилуйте, это дикіе какіе-то! Простого чая заваривать не умѣютъ. То чуть тепленькой водицей зальютъ, то скипятятъ словно супъ какой! — возущалась Глафира Семеновна и, напившись съ мужемъ кофе, принялась одѣваться, чтобы ѣхать на выставку.