Андрей Баранов - Сказ о тульском косом Левше и крымской ай-Лимпиаде

Временами начиналась краткосрочная кампания по борьбе с коррупцией, при которой всех трясли как груши, впрочем продолжалось это хотя и страшно но недолго. Строения спортивного предназначения радовали глаз, но не казну, которая убывала подозрительно быстро. До того как все в основном было построено злоупотребления терпели, но увидевши что некоторые стадионы из-за особенностей крымского климата и впрямь не поднимаются выше фундамента решено было наконец-то принять строгие меры.

– А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! – раздавался все чаще зычный голос. Иногда это был голос Платова, иногда графа Нессельроде, а временами и самого царя-батюшки.

– И позвольте спросить, во сколько же раз возросла смета? – интересовался государь император с иронией и как бы нехотя, понимая что не царское это дело – влезать в столь низкие дела.

– Ну эээ… в семь раз, ваше величество! – рапортовали ему придворные.

– Скажите? Всего в семь? Кто у нас отвечал за постройку этого стадиона?

– Товарищ министра спортивного просвещения, ваше императорское!

– И где же он сейчас, этот товарищ?

– В Карсблад отъехали-с, на воды… Они заболевши… – поясняли сконфуженные придворные приглушенными голосами, переглядываясь меж собой.

– Ну как приедет с вод, так пускай для контраста попробует сибирского морозца. Надеюсь что жандармская команда этому поспособствует. А теперь – к другим вопросам.

Вельможи уверяли что все проблемы решатся как нельзя лучше, а злодеев-подрядчиков непременно накажут самым строгим образом. Верилось в это с трудом, так что каждый предпочитал не слишком заморачиваясь служебными делами развлекаться, несмотря на прохладу климата. Граф Г., например, любил поохотиться на оленей и на горничных, не изменяя своим привычкам и на морском курорте, Платов конечно предпочитал развлечения на казацкий манер, попроще, хотя на медведя с рогатиной и не ходил. Холодные морские волны бились о берег, над морем как сумасшедшие носились крикливые чайки, которые не могли взять в толк куда же лето подевалось. Все это вместе взятое навевало меланхолию.

Лизе Лесистратовой ужасно надоели хозяйственные проблемы, поэтому в свободное время как становилось чуть теплее она спешила к источнику. Надо сказать что поскольку погода без толковой весны и лета сразу в этом году устремилась к осени, найти что-то теплое и уютное было нелегко. Весьма требовались горячие ключи. Озеро Чокрак в Керчи неподалеку от Азовского моря как раз располагало к приятному отдохновению от земных ай-лимпийских трудов и хлопот. Его вода оставалась теплой благодаря сероводородным ключам, которые моментально излечивали всякие вредные болезни вроде ревматизма, а самое главное – приводили в порядок нервическую систему, расшатавшуюся после исполнения государевой службы.

– Ах барыня, и как вы не боитесь купаться одна? – спрашивала ее любопытная горничная.

– Нисколько не боюсь и тебе очень советую… и воду пить! – поясняла смелая и передовая Лиза отсталой и темной горничной.

Минеральные источники Крыма считались очень целебными и всеисцеляющими. Собственно тут даже и простая вода становилась золотой, если текла в священном месте. Слепые греки начинали видеть только промыв там глаза, то есть задача болящего сводилась к тому чтоб найти подходящий родник или источник, уже обожествленный или просто очень хороший и целебный, и припасть к нему. Колодезная же вода была у крымских греков не в почете, застойная она шла только на поливку огородов.

Мамзель Лесистратова улучила свободную минутку и устроила себе маленькое путешествие к термальным водам и лечебным грязям. Считалось что тут можно омолодиться как минимум на десяток годков, и кожа лица станет розовой как пятка младенца стоит лишь натереть ее грязевой жижей. При всеобщей прохладе здесь еще сохранялся оазис тепла, и можно было поплавать в свое удовольствие. Казалось даже птички тут не боязливо жались к глуши ветвей от холода а вольготно пели, впитывая поднимавшийся от воды пар.

Оставив прислугу смотреть за конями и разоблачившись в кустиках она не без удовольствия погрузила стройное тело в озерные воды и стала плавать и нырять, надеясь что ее никто не видит (а может и наоборот, полагая что видит), так как купальный костюм в те годы еще не получил должного распространения, а купание в сорочке Лиза считала еще более безнравственным чем полное обнажение.

Когда она проплыла уже много саженей и решила вместо лягушачьего брасса испробовать дельфиний баттерфляй в воде обнаружилось еще одно тело, плывущее по-собачьи. Ужасно испугавшись за свою невинность, потерянную впрочем еще в девичьем возрасте, Лиза поспешила к берегу, но тут тело забулькало нечеловеческим голосом:

– Сударыня-барыня, стойте! Я тону, тону! За вами не угонюся!

Лесистратова прищурилась, заслоняясь рукой от солнца и мелких брызг:

– Кто такой? Имя, род, задание?

– Послали меня! Сказать что едут, уже едут! Огненная река! По морю течет, с гор! – завопило тело посланного к ней, размахивая руками для убедительности.

– Да что ты несешь, с гор и с моря? На берег плыви! Пошел! – рассердилась Лиза на бестолкового гонца.

Эта перепалка к сожалению не дала возможности Лизе докупаться а графу Г. посмотреть на нее из-за кустов. Собственно он как раз хотел предложить Лесистратовой составить ей компанию в закрытии купального сезона но как-то слегка застеснялся, а она ускакала очень быстро и пришлось догонять. С удовольствием понаблюдав за ней с берега граф Михайло теперь не растерявшись решил сыграть в героя:

– Сударыня, этот негодяй пристает к вам? Я вас спасу! – завопил Михайло нечеловеческим голосом, обнажая свою знаменитую на весь Петербург шпагу в два аршина длиной.

– Как, граф, и вы здесь? – взвизгнула Лиза, прикрываясь одеждой и стараясь спрятаться в глубь кустарника. – Еще не хватало!

– Ах, мадемуазель, мог ли я вас оставить? Вы же видите – надвигается стихийное бедствие! – молвил граф покривив душой, ибо еще пять минут назад никакого бедствия и в помине не было.

Между тем казалось словно бог Посейдон разгневался на будущих ай-лимпийцев и наслал бурю, ураган и потоп. Как-то так совпало, что в это время Морозявкин как раз поспешал к берегам Тавриды, везя с собой прихваченный огонек. Волны пенились, корабль, временно позаимствованный у православных братьев-греков рассекал носом воды, огибая уже оконечность таврического полуострова, словом все шло к финалу путешествия, как вдруг в налетевшем порыве ветра и бури какая-то неудачная молния стукнула прямо в грот-мачту. Суденышко запылало как свечка, капитан-грек в ужасе поспешил к берегу пока еще не все сгорело, сухой лес из редчайших хвойных пород тоже мигом занялся, и вот уже через четверть часа пылало все вокруг.