Андрей Баранов - Сказ о тульском косом Левше и крымской ай-Лимпиаде

Чистое лицо украшает не только атлетоначальника, но и всякого человека, даже не слишком атлетического сложения. Сверх того, оно оказывает многочисленные услуги, из коих первая – доверие его спортивного начальства. Кожа гладкая без изнеженности, вид смелый без дерзости, физиономия открытая без наглости – все сие пленяет начальство, особливо если атлетоначальник стоит, подавшись корпусом вперед и как бы устремляясь. Малейшая бородавка может здесь нарушить гармонию и сообщить градоначальнику вид предерзостный, а также вовсе непривлекательный. Вторая услуга, оказываемая чистым лицом, есть любовь подчиненных и к тому ж женского пола расположение. Я не требую того чтобы губы одного начальника да приставить к носу другого, да взять пожалуй сколь-нибудь от третьего, но за лицом положительно нужно следить и по крайности сделать его чистку, дабы не выглядеть пугалом. При сем следует регулярно глядеться в зеркало, реально и натурально себя оценивая. Когда лицо чисто и притом освежается омовениями, то кожа становится столь блестящею, что делается способною отражать солнечные лучи, а над лысиной (коли в наличии) как бы возникает нимб. Сей вид для подчиненных и дам, а тем паче для подчиненных дам, бывает весьма приятен.

Голос обязан иметь атлетоначальник ясный и далеко слышный; он должен помнить, что спортивно-начальнические легкие созданы для отдания приказаний чудо-богатырям, зрителям и подчиненным. Я знала одного атлетоначальника, который, приготовляясь к сей должности, нарочно поселился на берегу моря и там во всю мочь кричал, чаек перекрикивая и волны заглушая. Впоследствии этот атлетоначальник усмирил одиннадцать больших болельщицких бунтов, двадцать девять средних фанатских возмущений и более полусотни малых недоразумений с плакатами и факелами. И все сие с помощью одного своего далеко слышного голоса, даже без жандармской команды.

Теперь о мундире. Всевозможные вольнодумцы да и просто неряхи, не следящие за внешностью, конечно, могут (под личною, впрочем, за сие ответственностью) полагать, что пред лицом законов естественных все равно, модный ли доспех или кургузая кучерская поддевка облекают спортивно-начальника, но в глазах людей опытных и серьезных, а тем паче придирчивых к сему вопросу дам, материя сия всегда будет пользоваться особливым перед всеми другими предпочтением. Почему так? а потому, господа неряхи, что при отправлении казенных должностей, впрочем как и в жизни обыденной, платье, так сказать, предшествует человеку, а не наоборот. Я, конечно, не хочу этим выразить, что мундир может действовать и распоряжаться независимо от содержащегося в нем человека, но, кажется, смело можно утверждать, что при блестящем мундире даже худосочные атлетоначальники – и те могут быть на службе терпимы и народом любимы. Посему, находя, что все ныне существующие мундиры лишь в слабой степени удовлетворяют этой важной цели, я полагала бы необходимым составить специальную на сей предмет комиссию, из опытных в сем вопросе светских дам и модных портных, которой и препоручить начертать план атлетоначальнического мундира. С своей стороны, я предвижу возможность подать следующую мысль: колет из серебряного глазета, сзади страусовые перья, спереди панцирь кованого золота, штаны глазетовые же и на голове литого золота шишак, увенчанный перьями. Кажется, что, находясь в сем виде, каждый атлетоначальник в самом скором времени все дела приведет в порядок.

Все сказанное выше о благовидности атлетоначальников получит еще большее значение, если мы припомним, сколь часто они обязываются иметь секретное обращение с женским полом. Все знают пользу, от сего проистекающую, но и за всем тем сюжет этот далеко не исчерпан, о нет, господа, вспомним историю Ромео с многочисленными подчиненными ему Джульеттами. Ежели я скажу, что через женский пол опытный администратор, подобно Казанове, вышедшему на свою венецианскую охотничью тропу может во всякое время знать все сокровенные движения управляемых, то этого одного уже достаточно, чтобы доказать, сколь важен этот административный метод. Не один дипломат открывал сим способом планы и замыслы неприятелей и через то делал их непригодными; не один военачальник, с помощью этой же методы, выигрывал сражения или своевременно обращался в бегство. Я же, с дамской своей стороны, изведав это средство на практике противу слабых и падких на женскую ласку мужчин, могу засвидетельствовать, что не дальше как на сих днях, благодаря оному, раскрыла слабые действия одного генерал-ревизора, который и был, вследствие того, представлен мною к увольнению от должности.

Затем нелишнее, кажется, будет еще сказать, что, пленяя нетвердый женский пол, атлетоначальник должен искать уединения, и отнюдь не отдавать сих действий своих в жертву гласности или устности, дабы не компрометировать в глазах общества падшую через то даму, так как последние бывают весьма мстительны. В сем приятном уединении он, под видом ласки или шутливых манер, может узнать много такого, что для самого расторопного сыщика не всегда бывает доступно. Так, например, если сказанная особа – жена природоведа-народника, можно узнать, какие понятия имеет ее муж о строении атлетоначальнических загородных вилл, о предержащих властях и т. д. Вообще же необходимым последствием такой любознательности бывает то, что атлетоначальник в скором времени приобретает репутацию сердцеведца и даже серцееда.

Изобразив изложенное выше, я чувствую, что исполнила свой долг прилежно и аккуратно. Элементы атлетоначальнического естества столь многочисленны, что, конечно, одному человеку обнять их невозможно, и нам следует всегда памятовать что нельзя объять необъятного и к сему не стремиться. Поэтому и я не хвалюсь, что все обняла и изъяснила. Но пускай одни трактуют о атлетоначальнической строгости, другие – о атлетоначальническом единомыслии, третьи – о атлетоначальническом везде-первоприсутствии; я же, рассказав, что знаю о атлетоначальнической благовидности, утешаю себя тем, что в этой бочке дегтя есть и моего хоть капля меду.

Российская «ай-Лимпиада» в 1816 году

(неопубликованные заметки беглого французского маркиза нетрадиционной ориентации, отобранные цензурою при пересечении границы)

Пока я ездил по России, душою моей, как всегда, когда я пускаюсь в странствия, владели два чувства: любовь к Франции, заставляющая меня быть суровым в моих суждениях об иностранцах и даже о самих французах, ибо подлинная страсть не ведает снисхождения, и любовь к человечеству. Уравновесить эти два предмета наших земных привязанностей – отечество и род человеческий – вот призвание всякой возвышенной души. Совершить это способно только Олимпийское движение. Я хранил в своем сердце олимпийские идеи, живя среди людей равнодушных и вовсе неспортивных, ныне же я не без радостного изумления замечаю, что юные умы, а главное стройные и симпатичные тела нового поколения, проявляют немалый интерес к дорогим мне олимпийским идеям.

Читать дальше