Андрей Баранов - Сказ о тульском косом Левше и крымской ай-Лимпиаде

Чествовать императора заставляли специально отобранных крестьян-атлетов, сей цвет спортивных крепостных допускается в губернаторский дворец, временно ставший царским, и имеет честь представлять народ, которого не существует вне дворцовых стен, и смешивается в толпе с придворной челядью, еще ко двору допускаются купцы-меценаты, известные своим добрым именем и верноподданностью, а также щедрыми пожертвованиями на устройство «ай-Лимпиады» (о, с каким отвращением я в сотый кажется раз пишу это ужасное, дикое слово).

Импровизированные города-однодневки, какие соорудили русские по случаю спортивного праздника, гораздо более занятны и гораздо более национальны по духу, чем настоящие города, возведенные в России иностранцами. В Ялте все лошади, жокеи, владельцы – ночуют вместе в деревянных загонах; такие бивуаки совершенно необходимы, ибо в деревне не так много сравнительно чистых домов, и комнаты в них стоят от двухсот до пятисот рублей за ночь; бумажный рубль соответствует двадцати трем французским су.

Вся толпа атлетов, наставников и гостей, о которой я говорил, на протяжении двух-трех олимпийских недель стояла лагерем вокруг Аю-Дага, женщины укладывались спать в своих каретах, крестьянки ночевали в повозках; экипажи сотнями стояли внутри дощатых оград и образовали походные лагеря, по которым весьма занятно пройтись, – они достойны кисти какого-нибудь остроумного живописца.

Многие послы со своими семействами и свитой, равно как другие иностранцы, получили на соревнованиях кров и приют за счет императора на окраине олимпийской деревни, в прекрасном парке английской планировки. Привлекательность этому саду придавали обильные и красивые водоемы. На этих Играх иностранцев оказалось более планируемого количества, и им не хватило места в деревне, каковую пришлось отвести для атлетов, должностных лиц и особ, получивших официальное приглашение, так что ночевать в поселении мне мне не пришлось, но обедал я там каждый день, вместе с атлетическим корпусом и еще семью-восемью сотнями человек; стол у олимпийцев был отменный. Гостеприимство, без сомнения, поразительное! Обед там был недолгим и, по-моему, вполне хорошим, за вычетом супа, своеобразие которого переходило всякие границы. Это был холодный суп с кусочками рыбы, плававшими в уксусном бульоне, очень крепком, переперченном и переслащенном. Не считая этого адского рагу и кислого кваса, местного напитка, всех остальных блюд и напитков я отведал с аппетитом. Подали отменное бордо и шампанское.

Главный ледовый дворец, трасса для лыжных соревнований, вознесенная на огромную высоту в горах, горное озеро с удобными трибунами для хоккейных битв – все эти памятники, затерянные в горах Крыма, выглядят некрасиво, но на удивление величественно. Что касается олимпийской деревни, то я был удивлен ее внешним обликом – поселение атлетов отличает неподдельное богатство и даже своего рода сельская изысканность, приятная для взора; все дома здесь деревянные; они стоят в ряд вдоль улиц и выглядят вполне ухоженными. По фасаду они покрашены, а украшения на коньке их крыш, можно сказать, претенциозны – ибо, сравнивая всю эту внешнюю роскошь с почти полным отсутствием удобных вещей вы сожалеете о народе, еще не ведающем необходимых вещей, но уже познавшем вкус к излишествам. При ближайшем же рассмотрении видишь, что на самом деле сараи эти весьма скверно построены. Почти не отесанные бревна, с вырезом в виде полукруга на обоих концах, вставленные одно в другое, образуют утлые хижины; между этими толстыми, плохо пригнанными балками остаются щели, тщательно законопаченные просмоленным мхом, резкий запах которого ощущается по всему дому и даже на улице.

В богатырских лагерях русских царит единообразие во всем. Тут же располагаются и солдаты, охраняющие гостей и священную особу императора от посягательств злодеев, а также участвующие в церемониях открытия и закрытия игр как актеры. Уланы раскинули бивуак посреди луга в окрестностях губернаторского дворца, занятого царем, в солдатских лагерях поблизости от них разместился полк конных гвардейцев императрицы, а казармы черкесов находятся на краю олимпийской деревни.

В день закрытия Игр, когда имели место быть бал и иллюминация, в семь часов вечера все стекались на олимпийский главный стадион. Всех вперемешку – придворных, дипломатический корпус, приглашенных атлетов и наставников-иностранцев и так называемых «русских олимпийцев», то есть богатырей из народа, допущенных на праздник, впускают на стадион. Мужчинам, за исключением атлетов-мужиков в национальных спортивных красно-белых одеждах с аляповатыми розами на плечах и купцов-меценатов, облаченных в кафтаны, строго предписано иметь поверх мундиров греческую хламиду – ибо праздник сей именуется «Балом в Олимпии».

На главном стадионе, зажатые в толпе, мы довольно долго ожидали появления императора и императорской фамилии. Едва солнце дворца, повелитель, возник на горизонте, как пространство перед ним расчистилось; в сопровождении своей благородной свиты он свободно, ни на миг не соприкасаясь с толпой, пересек поле, куда минутою прежде нельзя было, казалось, протиснуться ни одному человеку. Едва Его Величество скрылся из виду, волны крестьян-атлетов сомкнулись вновь. Так пенится струя за кормой корабля.

Большинство светских дам, особенно уроженки Петербурга, не знают родного языка; однако ж они выучили несколько русских фраз и, дабы не ослушаться императора, произносят их, когда он проходит рядом по стадиону, одна из них всегда караулит, чтобы вовремя подать условный знак, предупреждая о появлении императора – беседы по-французски тут же смолкают, и пространство оглашается русскими фразами,

Императору помогают в устройстве Олимпиады целые полчища архитекторов и художников, но сколько бы он ни напрягал свои силы, ему никогда не наделить псевдогреческий русский олимпизм тем могуществом, в каком ему отказано Богом.

Спортивная ярость англичан, французов, немцев, демонстрируемая ими на олимпийских соревнованиях, могла бы послужить доказательством тому, что и у самых цивилизованных наций зверство в людях не исчезло, а всего лишь задремало; и все же методичная, бесстрастная и неизменная жестокость русских атлетов-мужиков отличается от недолговечного бешенства французов. Мы увидели, как они мутузят своих всего лишь спортивных противников, ни в чем не изменяя своему характеру; они как будто исполняли свой долг. Если кому-нибудь когда-нибудь удастся подвигнуть русский народ на настоящую революцию, то это будет смертоубийство упорядоченное, словно эволюции полка. Русские точно так же подготовятся к грабежам от Смоленска до Иркутска, как готовились намедни к парадному олимпийскому маршу по Тавриде.