Олесь Бузина - Верните женщинам гаремы

— Смотрите, я предупредил — еще есть время передумать.

— Я никогда не передумываю!

Совесть моя теперь могла быть совершенно спокойна. Женщины так устроены, что среди них всегда найдется добровольная жертва. Обманывать такую — предел жестокости. На это не способен даже я.

К тому же Ада (мне всегда везло на редкие имена) оказалась куда более честной жертвой, чем я думал. Обычно между голосом женщины в телефоне и ее описанием своего экстерьера дистанция столь же непреодолима, как между Землей и Марсом. Голоса очаровывают. Все остальное может повергнуть в депрессию самого неприхотливого извращенца. Но внешность Ады давала ей право вообще молчать.

Ее ноги были так безупречно стройны, что могли бы пронзить мое сердце насквозь, если бы у меня было сердце. А длинные черные волосы распространяли вокруг себя настолько пряный аромат, что я впервые пожалел, что не принадлежу к куда более распространенной породе маньяков, которых ловят не на голос, а на запах.

— Так чем вы все-таки занимаетесь, обаятельный молодой человек? — спросила она, любовно устраивая свое слегка прикрытое серебристым платьицем тело на сиденье моего «Форда». — Маньячу потихоньку, — ответил я как можно любезнее.

— Что-то не верится…

— Сам иногда диву даюсь. Между тем, я именно тот, после которого органы внутренних дел то и дело обнаруживают развешанные по деревьям внутренние органы.

— Мужские? Детские?

— Исключительно женские. Я — строго гетеросексуален, что, в общем-то, редкость в наше безумное время.

— Так вы еще и в пределах нормы!

— По-своему, абсолютно в пределах.

Было видно, что ей со мной по-настоящему хорошо.

— С вами так интересно беседовать! — не удержалась она.

— Еще бы! Когда встречаешь подходящую девушку, просто из кожи лезешь вон, чтобы заслужить право содрать с нее кожу.

— Это в какой-то степени делают все мужчины.

— Я стараюсь делать это в совершенно определенной степени.

Она непроизвольно вздрогнула:

— Странный вы какой-то маньяк. Интеллектуальный, воспитанный, умный…

— Странные у вас какие-то представления о маньяках! Между прочим, среди нас процент людей с высшим образованием даже выше, чем среди евреев. И к тому же, хочу, чтобы вы знали — я женат.

— К чему вы это?

— Видите ли, некоторым девушкам не нравится встречаться с женатыми маньяками. Мне не хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя обманутой.

— А может, подсознательно мне нравится быть обманутой? Я же жертва. У вас с женой хорошие отношения?

— Теплые. Не могу сказать, что доверительные — сами понимаете, о своей второй жизни мужчины женам не рассказывают. Но я доволен — лучшего алиби пока не придумали.

— Вам не хочется иногда ее задушить?

— Жену? Случается… Но, согласитесь, это было бы довольно глупо в моем положении.

— А что вы делаете, когда очень хочется?

— Держу руки за спиной.

Она предложила отправиться в только что открывшийся, разрекламированный ночной клуб, хозяин которого оживил для тинейджеров обстановку советской забегаловки, добавив для шику установленный в центре зала бронетранспортер с красной звездой на башне (по-видимому, Аде хотелось окунуться в обстановку раннего детства), но я уговорил ее выбрать место покруче, заметив, что не стоит последний вечер в жизни проводить в дешевом заведении.

— Мне хотелось бы подарить вам незабываемые впечатления, — отчеканил я, нажимая на слово «незабываемые».

— Так чем вы все-таки занимаетесь? — снова спросила она, едва мы оказались за столиком.

— Зачем вам это? Я же сказал: вакансия супруги занята. Какая разница, задушит вас миллионер или бедствующий пролетарий умственного труда, затащивший вас сюда на последние копейки?

— Мне нужно!

Лицо ее внезапно приняло беспощадное выражение. Она начинала меня не на шутку сердить.

— Вы что, мне не доверяете? — жестко спросил я. (Любой, кто находился бы рядом, подтвердил бы, что сказано это было с особым цинизмом.)

Она даже не стала настаивать:

— А обо мне вам ничего не хотелось бы узнать?

— О вас? Ни капельки!

— Но почему?!

— Разве вы не знаете, что как личность вы меня совершенно не интересуете? Только как объект моих сексуальных устремлений! Я же предупредил вас, что являюсь совершенно нормальным маньяком — все человеческое мне абсолютно чуждо!

— Вы сумасшедший?

— Она еще и оскорбляет! Разве я называю вас сумасшедшей лишь потому, что вы поперлись в ресторан с незнакомым мужчиной? Просто я устроен не так, как другие, и прошу к этому относиться с уважением. Но я никогда (слышите, никогда!) не убиваю женщин против их воли! Если дама искренне хочет быть убитой, тогда я, так и быть, готов сделать ей приятное. Чего вы от меня хотите?

— Я тебя просто хочу…

Она соскользнула под стол и, как ножом, распахнула молнию моих брюк.

— Эй ты, бешеная Моника! — крикнул я, отпрянув всем телом. — Я благородный маньяк, а не нарушитель общественного порядка, вроде американского президента. Если хочешь, чтобы я тебя прирезал — всегда пожалуйста. Но заниматься оральным сексом в общественном месте — не мой профиль!

Ада вынырнула из-под стола с тем совершенно бесстыдным выражением на лице, которое бывает только у интеллигентных женщин.

— Я не могу жить без твоего вкуса! — заявила она.

— Так уж и не можешь! Ты едва успела попробовать.

— Поверь настоящей ценительнице.

— Не верю!

— Почему ты не хочешь?

— Это не совсем мое.

— Многие мужчины об этом только мечтают.

— Возможно. По-своему, у меня тоже очень богатая сексуальная жизнь. Если бы я написал мемуары — обыватель визжал бы от восторга.

— Я не хочу верить, что такой интересный мужчина, как ты, всю жизнь будет только потрошителем.

— Ты преувеличиваешь — это занимает в моей жизни не так уж много места. Добывание денег — куда больше.

Вдруг она уставилась на меня с совершенно наглым видом собственного превосходства, как ведьма, которая наконец-то нашла заклинание против безупречного рыцаря:

— Ты сказал, что можешь заменить кого угодно!

Я действительно это сказал. Наглая девка улыбалась, облизывая губы огненным языком.

— Что тебе от меня нужно?

Язык ее скользнул по стоявшему рядом высокому стакану, прошелся по его стволу сверху донизу, вознесся к венцу и погрузился в искрящуюся жидкость.

— Как жаль, что это только сок, — вздохнула она. — Я хочу тебя здесь и сейчас, и мы оба знаем как.

Она стекла под стол, как тягучая струя. Сквозь ткань брюк я ощущал, как впиваются в мои бедра ее хищно отточенные когти. Язык ее извивался так, что член казался погруженным в медленно вращающуюся центрифугу с медом. Она сосала, лизала, сжимала его в объятиях губ, рассыпаясь радугой движений, для которых пока еще не придумали даже неприличных слов. Через мгновение я уже взорвался, как вулкан, а она билась в лихорадке неправдоподобного оргазма. На нас даже не успели обратить внимания.