Леонид Треер - Круглый счастливчик

Траншея напоминала каньон. Задрав голову, Гуров увидел звезды и больше ничего. Он обозвал недобрым словом дамочку, заманившую его в эти края, и отправился в путь. Чтобы не провалиться куда-нибудь еще, инженер опустился на колени и передвигался на четвереньках, щупая почву рукой. Преодолев метров десять, он вдруг услышал прямо над ухом: «Ну куда прешь, луноход?!»

Гуров застыл, словно ящерица, зажмурил на секунду глаза. Открыв их, он увидел перед собой заросшую щетиной физиономию. Незнакомец сидел на земле, прислонившись спиной к стене траншеи, вытянув длинные ноги, как шлагбаум. Продолжая стоять на четвереньках, Гуров спросил невпопад:

— Вы тут по делам или так… по ошибке?

— Живу здесь, — кратко ответил гражданин.

«Похоже, шизик…» — с тревогой подумал Гуров.

— А я упал, — сообщил он для поддержки беседы. — Шел себе, шел и — провалился!

Местный житель безмолвствовал.

— Не подскажете, где тут выход? — спросил инженер.

— Выхода нет! — отрезал мрачный тип.

Не поверив, Гуров двинулся прежним курсом. Траншея кончилась тупиком, где чернел вход в бетонную трубу. Путешествовать по трубе Гуров не рискнул и повернул назад. В другом конце он уперся в глухую стену, на которой висела табличка «Стой! Прохода нет!» Приунывший инженер вернулся к небритому и, усевшись напротив, стал думать.

Мысли его были прерваны коротким вскриком, послышался глухой удар, точно бухнулся на дно траншеи мешок с песком, и наступила тишина. Затем из темноты, прихрамывая, вышел плотный человек в светлом испачканном костюме.

— С прибытием! — сказал Гуров. Новичок отшатнулся, вскинув руки к лицу, но убедившись, что бить его не собираются, успокоился.

— Будаев Алексей Сергеевич, — представился он. — Из «Вечерки».

— Гуров Валерий Иванович, — сказал инженер.

— Дикость! — произнес Будаев. — Год назад я лично писал фельетон насчет этой канавы. Был ответ из треста, мол, срочно принимаются меры…

Небритый отозвался злорадным клекотом.

— Надо как-то выбираться, — заволновался фельетонист. — Давайте покричим! Вокруг жилые дома. Должны услышать.

Гуров не возражал.

— Раз, два, три! — отсчитал Будаев, взмахнул по-дирижерски рукой, и дуэт протяжно заревел: «Помогите!» Кричали они минут пять, но никто не отозвался на глас вопиющий. Лишь где-то затявкала проснувшаяся дворняга.

— Предлагаю акробатический этюд, — сказал инженер. — Вы становитесь мне на плечи, товарищ забирается на вас — как раз пять метров и получится…

— Кончай пороть! — небритый сплюнул. — Тут на ногах еле стоишь, а он с этюдами лезет!

— И давно вы здесь поселились? — спросил Гуров.

— Неделю назад, — абориген вздохнул.

— Чем же вы питались? — поинтересовался Будаев.

— Горох сеял, — мрачно пошутил небритый.

— Черт знает что! — воскликнул фельетонист. — Если про это написать, никто не поверит. В крупном городе, в конце двадцатого века — нет, не поверят!

— Сколько же мы продержимся, если нас не обнаружат? — озабоченно спросил инженер.

— Кого-то придется съесть, — бесстрастно произнес «местный житель», остановив взгляд на упитанном Будаеве.

— Но, но! — крикнул Алексей Сергеевич. — Ваши людоедские шуточки мне не нравятся!

В этот момент раздался женский вопль, светлое пятно мелькнуло во тьме, резко загремели бутылки. Будаев с Гуровым бросились на помощь. Пышная блондинка с внушительной хозяйственной сумкой сидела на дне траншеи. При виде мужчин она вскочила и заверещала: «Только суньтесь, бандюги! По восемь лет получите! Милиция! Милиция!!»

Оторопевшие джентльмены не решались приблизиться.

— Какое знание уголовного кодекса! — обиженно произнес Будаев. — Мадам, вы нас убедили… Мы исчезаем!

— Нет, нет! — быстро среагировала блондинка. — Не уходите! Это я так, с перепугу… Вы извините. Меня Люда зовут, работаю в «Кедре», официанткой… — она склонилась над сумкой, заохала. — «Черные глаза» вдребезги, Нинке несла на день рождения… А коньяк-то уцелел! — она засмеялась. — Молодцы армяне, выдержали испытание!

Мужчины деликатно помалкивали, принюхивались.

— Ладно, — блондинка вздохнула, — раз такое дело, давайте ужинать!

Будаев и Гуров с достоинством подсели поближе к сумке.

— Надо позвать и этого типчика, — сказал инженер и крикнул: — Эй, людоед! Королева приглашает вас на пир!

Людоед послал их подальше вместе с королевой.

Ужин удался на славу. В сумке оказалось много такого, что инженер и фельетонист видели, мягко говоря, нерегулярно. Балычок и сервилат, печень трески и буженина — все это издавало дивный, дразнящий запах. Мужчины, повеселев, без устали славили даму, называли ее прекрасной феей и целовали ей руку. Фее было приятно, и она звонко смеялась…

В разгар пира над троицей возникла фигура небритого. Он пришел на запах пищи, как приходит в деревню измученный голодом волк. Его усадили, стали угощать. Он глотал еду молча и быстро, только слышно было, как дергается кадык на его длинной шее. Насытившись, он неожиданно заплакал. Беднягу утешали, а он бормотал, всхлипывая: «Пропадем мы тут… я знаю… траншея заморожена до конца года…»

— Без паники! — строго произнес Будаев. — У нас люди не пропадают. Если потребуется, объявят всесоюзный розыск!

Неунывающая Людмила без подготовки вдруг запела громко и страстно: «Была бы только ночка да ночка потемней!» Мужчины подхватили, стараясь перекричать друг друга, и густой рев, вырываясь из траншеи, ударил по спящему микрорайону. Затем компания с чувством исполнила «Ямщик, не гони лошадей».

В ближайших домах захлопали окна. Раздался грозный крик: «А ну прекратите хулиганить! Три часа ночи, а они дурью маются».

— Странно, — удивился Будаев, — когда мы звали на помощь, нас никто не слышал… Поем громче!

Квартет дружно загудел: «Из-за острова на стрежень…»

— Да что же это за напасть такая! — застонали разбуженные жильцы. — Надо выйти на улицу и набить им морду!

Предложение было интересное, но поддержки не получило.

— А мы вот сейчас милицию вызовем! — припугнул нервный голос.

В ответ траншея с утроенной силой заревела: «Мы, дети Галактики…»

Концерт продолжался почти полчаса. Охрипшие певцы уже теряли надежду, когда подъехала машина и две головы в форменных фуражках возникли на фоне звездного неба.

— Приехали! — закричала официантка, раскинув руки. — Родные вы наши!

Спасенные пытались целовать милиционеров, но те вежливо уклонялись от объятий.

— Морока мне с вами, — сказал лейтенант, — за полгода третий случай. Но чтоб сразу четверо — такого улова еще не было.

Если бы они вели себя тихо, их, наверное, сразу отпустили бы. Но Будаев стал кричать, что траншея — позорная морщина на лице города и что виновных надо судить! Это лейтенанту не понравилось. Тем более, что от компании пахло спиртным. Подумав, он наложил на них штраф, чтоб в следующий раз не лезли в нетрезвом виде куда не следует и не нарушали сон спящих граждан. Денег у мужчин не оказалось, так что платить пришлось фее.