Сергей Буянов - 730 дней в сапогах

Лёха оказался перед дверьми с табличкой «ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВОЕННОГО ТРИБУНАЛА».

К радости Тальянкина вместо председателя трибунала оказался покупатель из Афгана. Наверняка, всё что нужно, проверено. Теперь прямиком в Афган!

– Садись, – Холодков жестом указал на табурет. – Караул, свободен!

Охранники ушли.

– Алексей Тальянкин, – размеренно прочёл старший лейтенант.

Лёха кивнул.

– Изменник Родины, – монотонно продолжил Холодков, наблюдая за реакцией арестанта.

Задержанный оцепенел, лицо его покрылось пунцовыми пятнами.

– Как? Почему? Кто?

– Вопросы здесь задаю я! – совсем по-книжному рявкнул Холодков.

– Я не предатель!

– Да. Тебе просто захотелось в Афганистан?

– Да.

– Повоевать, говоришь?

– Можно и так сказать.

– А можно и по-другому. Я тебе сейчас скажу, что ты задумал. Пишешь рапорт, идёшь добровольцем в Афганистан. А там, принюхиваешься к обстановке и, в первом же бою перебегаешь на сторону врага!

Лёха сидел как оплёванный на приваренном к полу табурете. О таком раскладе он и понятия не имел. Теперь, точно, посадят. Возможно, надолго.

– Перебегаешь добровольно. На следующий день тебя освобождают для богатой жизни в Италии, Франции или ещё где в Америке. А по ходу можно сдать несколько военных тайн, чтобы обеспечить себе пропитание!

Что он несёт, какие тайны? Какая Италия?

– Там тряпки, девочки, «Голос Америки». Так вот, – Холодков грохнул кулаком по металлическому столу. – Всего этого не будет! Ты же знаешь английский, верно?

– В пределах школьной программы, – ответил Лёха. Врать бесполезно, да и опасно.

– А теперь только по фене будешь ботать! – хмыкнул старший лейтенант и приказал караулу увести задержанного.

* * *

Капитан Белоярский вернулся из командировки от артиллеристов.

– Это что ещё за «Дело №»? – нахмурился он.

Холодков не без удовольствия обрисовал картину, включая процесс дознания и не упустив отметить промахи и недочёты гражданских коллег.

– Болван! – разразился капитан, выслушав подчинённого. – Идиот, сволочь, падла!

Торчащие уши Холодкова поникли.

– Да кто тебе позволил разглашать Государственную тайну? Осёл ты этакий!

– Какую тайну?

– Откуда, скажи, откуда этот пацан мог знать о перебежчиках, которых не так много?

– У него брат был за границей.

– Да!!! Два раза в Венгрии и проездом в Польше! – взорвался капитан, разрывая Дело, так удачно составленное младшим коллегой.

– Немедленно доставить Тальянкина ко мне!

После краткого вступления, взяв подписку о неразглашении «всего, что видел и слышал» сроком на пять лет, капитан сказал:

– Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше. Ты хотел уйти из учебного полка, а кто служить будет? Одни урюки?

Лёха понурился.

– Или тебя танковые войска не устраивают? – грозно спросил капитан.

Лёха уцепился за слово войска. Он собрался ковать железо, пока горячо.

– Я пошёл бы в стройбат.

– А чем он отличается? – спросил Белоярский, но тут же спохватился: – Добровольцев, как ты уже понял, ни в Афган, ни в стройбат не берём.

Лёха решил стоять до конца, благо капитан не затыкал ему рот.

– У меня зрение плохое, – он выждал паузу, не дождавшись ответа, продолжил крылатой фразой замполита: – «Ошибка наводчика – это гибель экипажа!»

– Да, наводчик с плохим зрением никуда не годится, – согласился капитан. – Быть тебе механиком-водителем!

Белоярский остался довольным собой. Ему без труда удалось отправить «добровольца» в последнюю роту полка.

Старший лейтенант Холодков отделался устными оскорблениями: благодарности он не дождался, ни и письменного выговора не получил.

Рядовой курсант Лёха Тальянкин так и не попал в Афган, но и на кичу не загремел. Он выпрыгнул из «уазика» перед расположением седьмой роты, где его уже ожидали Вовчик и Рома.

Уж так устроена стопа человека, что при ходьбе она нуждается в поддержке физиологического положения. Когда был изобретён каблук, никто уже не скажет. Не знает этого ни сапожник с неполным средним образованием, ни академик исторических наук, ни один из знаменитых кутюрье. Имя человека, подарившего миру необходимую деталь обуви, забылось: незаслуженно и безвозвратно. Оно кануло в веху наряду с именами изобретателей колеса, матраса и других незаменимых вещей.

На протяжении столетий модифицировались фасоны и формы обуви. Шнурки заменялись липучками, загнутые остроносые носки – прямоугольными, появлялись и исчезали молнии, застёжки и ремешки, высокие ботфорты уступили коротким полусапожкам, но каблук оставался всегда! Миллиарды шпилек, платформ, замаскированных сводов кроссовок и кедов топчут нашу планету, но цоканье точёных каблучков и мягкая поступь спортивной обуви не имеют судьбоносного значения, как тяжёлое громыхание армейского сапога.

Кирзовый сапог в учебке изнашивается за три-четыре месяца. Ежедневно общаясь с грязью и хлябью, клееная плотная хэбушка расползается и рвётся. Обувная щётка и крем являются бедной кирзе только по великим праздникам. В рабочие будни сапог обильно смазывается ваксой при помощи старой подшивы или какой-нибудь щепки. Каблук даже без подковы на много лет переживает сапог и приносит огромную пользу в воинских частях.

Известный с детских лет лозунг «Чистота – залог здоровья» не теряет своей значимости в армейских частях. Неокрашенные половые доски в казарме в два-три дня приобретают матово чернозёмный цвет, подвергаясь ежедневной нагрузке сотен пар сапог. Бесконечные построения – команды, выполняемые только бегом – приводят к перестиланию полов с регулярностью в два-три года.

Землисто-серый налёт с поверхности пола счищается солдатами. В разных воинских частях свои методы. Можно полы скрести, обдирая верхний слой доски острыми краями осколков оконного стекла. Можно полы шкрябать – для этого используются металлические кольца. Их диаметр тридцать сантиметров, острые шипы обращены кнутри. Для работы с кругом необходимо просунуть руки внутрь, вывернуть кисти и ухватиться за него снаружи. После этого, на коленках, острой наружной стороной колеса скоблить деревянные доски, сдирая верхний слой доски. Скоблить пол стёклышком муторно и долго, шкрябать кольцом паршиво и неудобно. И всё же, ничто не может сравниться с каблуком, столь популярным в седьмой танковой роте учебного полка.

– Взвод! – скомандовал младший сержант третьего взвода, Боря. В миру, Бадырхан Бейтемиров: – Стрёйся!

В спешке побросав свои занятия, курсанты вытянулись в две шеренги на центральном проходе. Такое построение не устроило Борю.

– Оть-ставить!

Курсы разбежались по расположению. Стараясь оставаться поближе к ЦП, они сгруппировались у первого ряда двухъярусных кроватей.