Марсель Салимов - Миссия той пассии

Пока несколько озадаченный Тискаребай изучал этот мудрёный документ, секретарша впорхнула в кабинет со следующей бумагой. Тискаребай, не дочитав её, вздрогнул: проворная секретарша, цокая каблучками, спешила к нему с очередной бумагой.

– Да что же такое! – недоумевал Тискаребай. Хотя он в общем-то всегда был за недоделки, недостатки и упущения, но не в таком же объёме.

Ладно, знающие люди объяснили ему: напрасно он согласился на эту ответственную должность, предварительно не поинтересовавшись, а что же это за такая таинственная организация – ППД. А расшифровывается она так: ПОДПИСАНО – и с ПЛЕЧ ДОЛОЙ. Уже многие подписыватели бумаг слетели долой, некоторые даже с оргвыводами…

Тискаребай, не дослушав, ударился в бега. Подальше от всех этих дел и от этого ППД. Он вообще, надо сказать, не любил долго засиживаться на одном месте. Его всегда тянуло путешествовать и общаться с людьми. С интересными, неординарными.

Ну когда же кончится вся эта нервотрёпка?! То с одной стороны ревизия, то с другой стороны комиссия. Ходят, проверяют, вынюхивают. Делать им нечего.

Строители только было облегчённо вздохнули после очередной проверки, как вдруг – ещё какой-то проверяющий обнаружился на стройплощадке. С виду строгий такой, серьёзный, подтянутый, хотя и несколько приземистый, кривобокий. Естественно, с красной папочкой под мышкой. Папка эта особенно пугает строителей и их прораба. Потому что там бумаги – приказы, подписи, печати.

Прораб его сквозь щель в новой кладке разглядывал, всё гадая, откуда такой взялся и, главное, один, без сопровождающих. Наверняка, недостатки разные вынюхивает, чтобы выговор объявить или репутацию подмочить.

А тот, проверяющий, странно себя ведёт: обнаружит какой-нибудь недостаток, кривую кладку, например, или покосившийся блок и вместо выговора – хорошо, говорит, отлично. По всему чувствуется, что оптимист. Во всём видит светлую сторону, не напрягаясь насчёт недостатков. Строители, естественно, рады. Всё-таки есть на свете такие добрые проверяющие, с которыми можно вась-вась, по-свойски, без этих пугающих бумаг с подписью и печатью. От которых сразу как-то не по себе. И вообще на душе неуютно.

Ну, кому в этой и без того нелёгкой жизни хочется быть наказанным? Наоборот, каждый ищет одобрения своим строительным поступкам.

А этот самый удивительный проверяющий всё ходит и хвалит. Заглянул в каптёрку – похвалил и каптёрку. Об отставании от графика отозвался с одобрением. А на такой пустяк, как недовложение цемента в раствор, и внимания не обратил.

Строители побаиваются. С непривычки. Нет ли здесь какой провокации? Больно уж небывалый случай. Такого, может быть, со времён строительства пирамид не бывало. Там, говорят, был очень строгий контроль. А за отставание от графика не выговор в приказе, а смертная казнь. Поэтому до сих пор удивляются, как они сумели построить такие пирамиды. Без перекуров. Без рекламных пауз.

– А как ваша фамилия, товарищ… то есть, господин? – робко так заикнулся молоденький мастер и тут же смешался, сам же поразившись собственной смелости. Потому как начальство всё-таки. У начальников фамилию не спрашивают: ведь стройка – это вам не полиция.

А тот ничего, не обиделся.

– Да вы что, – говорит, – ребята, не узнали меня? Я же ваш старый друг Тискаребай.

Строители, естественно, заулыбались, воспрянули духом:

– Это же, Тискаребай, ребята, который всем выдаёт премии. Некоторым даже по два раза в месяц. Иногда реже.

– Вот, – говорит Тискаребай, – квартиру себе выбираю. На будущее. Чтобы жить.

– Пожалуйста, – предлагают щедрые строители, – берите любую. Мы с удовольствием.

Тискаребай осмотрел квартиры, всё похвалил, одобрил, поблагодарил, но селиться здесь всё-таки не стал – подался в другие края, проверять другие стройки. Потому что похвалить – это одно, а жить в этой хвалёной – сами понимаете, уже совсем другое.

Конференц-зал. Большой, как аэродром или как футбольное поле. Гробовое молчание или сосредоточенное внимание. Потому что на трибуне не кто-нибудь, а сам наш старый друг Тискаребай.

– Уважаемые господа и товарищи, дорогие друзья! – задушевным голосом начинает Тискаребай. – Как вы знаете, за доброкачественную продукцию присваивается Знак ква… ква…

– … чества, – подсказывает кто-то из зала.

– Вот именно, Знак… квачества. Но есть ещё отдельные негативные явления, которые у нас не Знак и не квачества. Как вы думаете, господа и товарищи?

– Есть, есть такие явления! – с энтузиазмом отзывается собрание. Потому что все они давно привыкли думать так, как думает старый друг наш Тискаребай. Потому что по-другому думать не умеют. Если бы даже очень захотели.

И тут же решили создать комиссию по присуждению Знака качества, то есть «квачества». Потому что, раз уж Тискаребай так выразился, переиначивать его выражение на другой лад никто не решается. Председателем комиссии, естественно, единогласно выбрали Тискаребая.

Друг наш с большим энтузиазмом взялся за новое дело. Для начала зачитал поступившее в комиссию заявление.

Начальнику комиссии по присуждению Знака квачества от начальника СМУ

Заявление

Ценой больших усилий и предельного трудового энтузиазма наше передовое строительно-монтажное управление научилось устанавливать двери, которые не закрываются, окна, которые не открываются, газовые колонки, которые не зажигаются. Основываясь на достигнутом, убедительно просим вас наградить нас Знаком ква…

– Подумаешь, двери, окна, колонки! – вскочил, не дослушав, кто-то в первом ряду. – Всё это, может быть, старьё, пройденный этап. А у нас, в межрайонном НИИ «Карбюратор-бюрократор», можно сказать, последний крик индустриальной мысли. Триумф инженерного гения. Мотор, который не заводится.

– Нашёл чем удивить, они все у вас не заводятся, – презрительно откликнулся со второго ряда человек в белом халате. – А вот мы так научились делать операции, что сразу после операции пациент умирает. Иногда вы, может быть, не поверите, ещё до операции. Никаких медикаментов не надо, никакой анестезии, никакой стерилизации. Даже патологоанатом удивляется.

– Это, конечно, достижение, особенно, если умирает, да ещё до операции, – робко начал откуда-то издалека скромный с виду человек в очках. – Но мы тоже не сидим сложа руки. Я, знаете ли, учитель. И школа наша тоже – на передовых рубежах. После долгих споров, дебатов и дискуссий мы так построили процесс обучения, что наши учащиеся (гимназисты, лицеисты, колледжисты) не только не усваивают нового, но даже забывают то, что раньше знали.

– Я, конечно, не хирург или учёный профессор, – отозвался откуда-то из подворотни мрачный детина с подбитым глазом, – но тоже вместе со всеми, старался, как умел. Ещё тогда, когда вы в очередях давились. Поил вас разбавленным пивом, да ещё недоливал и обсчитывал при этом. Во! – и детина почему-то поднял здоровенный, заросший рыжей шерстью кулак.