Борис Гребенщиков - Случай в Версале

Он рукою скребёт по осклизлой стене.
Он зовёт громогласно и внятно:
«О прекрасный Панкрат! Поспеши же ко мне
И открой мне дорогу обратно!»

Старый дворник Панкрат сильно пьяный лежит
И призыву из мрака не внемлет.
Высоко в небесах чёрный ворон кружит,
Ревматичные крылья подъемлет.

Иннокентий привычно садится на стул,
Поглощённый светил созерцаньем.
Вот уж утренний ветер над крышей подул —
Отвечают светила мерцаньем.

Иннокентий не сводит задумчивых глаз
С возникающих в небе явлений.
Небосвод озарился, мелькнул и погас —
Иннокентий исполнен сомнений:

Существует ли всё, что горит в небесах,
Или это всего лишь картина?
Скоро полночь пробьёт на кремлевских часах.
На лице у него — паутина.

Кто другой бы сидел — Иннокентий встаёт
И решительно ходит по крыше,
Под ногами его рубероид поёт.
Иннокентий взволнованно дышит.

Он спускается с крыши — он понял, в чём суть.
Дева в бочке подштанники плещет.
Он хватает ту деву за нежную грудь.
Средь небес чёрный ворон трепещет.

Иннокентий вращает коленчатый вал.
Шестерня под рукою скрежещет.
Покачнулся автобус и в пропасть упал,
Вместе с ним — Иннокентьевы вещи.

Пассажиры безумные в пропасть глядят,
Над паденьем ехидно смеются.
Пять учёных мужей прах горстями едят
И о камень сединами бьются.

Иннокентий сдувает пылинку с манжет,
Упираясь в скалу альпенштоком.
На конце альпенштока — портрет Беранже,
И Горация томик — под боком.

Он уже на вершине. Он снял сапоги —
Над строкою Горация плачет.
Между тем уже полночь: не видно ни зги.
Иннокентий Горация прячет.

Вот и «Скорая помощь» стоит под скалой.
Пассажиры дерутся с врачами.
Чёрный ворон летает над их головой,
Поводя ледяными очами.

Иннокентий стоит на своей голове,
Презирая закон тяготенья.
Мимо юная дева, а может быть, две,
Проходя, вызывают смятенье.

Иннокентий гордится своим либидо,
Юным девам он делает знаки.
Но внезапно, въезжая в красивом ландо,
Появляется скот Полтараки.

Эту деву иль двух он желает увлечь,
Перед ними он кобелем пляшет.
Иннокентий, чтоб дев чистоту уберечь,
Полтараки отчаянно машет.

Полтараки отходит на десять шагов,
Чтобы в челюсть ему не попало.
Изумлённая дева при виде врагов
Покачнулась — ив шахту упала.

Полтараки, поверженный, мрачно лежит.
Иннокентий спускается в шахту.
Чёрный ворон бессмысленно в небе кружит,
Совершая бессменную вахту.

Иннокентий глядит па токарный станок,
Восхищённый вращеньем детали.
Искромётная стружка летит между ног,
Раздаётся визжание стали.

Одинокие токари ходят гурьбой,
Аромат источая мазута.
Иннокентия видят они пред собой,
Назревает кровавая смута.

Иннокентий, от них отбиваясь сверлом,
За переднею прячется бабкой.
Он под самую крышу взмывает орлом
И кидает в них норковой шапкой.

Отродясь не видали такого в цеху —
Токарь шапкою наземь повержен.
Иннокентий, как птица, парит наверху,
Вероломством рабочих рассержен.

Там где пели станки, всё в руинах лежит.
Иннокентий безмерно страдает:
Он то волосы рвёт, то куда-то бежит.
На плече его ворон рыдает.

У поворота на Коростылёво
Угрюмый старец сильно бьёт клюкой
Увязшего в болоте крокодила.
А тот, возведши очи к небесам,
Окрестность оглашает хриплым стоном.

Усталые седые агрономы
От жён сварливых прячутся в кусты
И там сидят, порою по два года:
Из удобрений гонят самогон
И, пьяные, играют в «накось-выкусь».

Порой в колхоз привозят трактора —
Тогда крестьянин прячется под стог.
А те свирепо точат шестерни
И, лязгая стальными клапанами,
Гоняются за девками по полю.

Пейзанки собирают колоски
И прячут их стыдливо под подолы.
Вон пастухи в амбаре пьют «Шанель»
И обсуждают новое бьеннале.
В тумане чьё-то светит декольте.

Толпа пейзанок, юбки подобрав,
Прихватывают Федю-недоумка
И боязливо дёргают за член.
А тот стоит и в ус себе не дует —
Лишь слюни капают с большого рта.

Захорошело тучное жнивьё.
Рычит в конюшне боров кровожадный
И роет землю кованным копытом.
Пейзанки с визгом мочатся в кустах...
Счастливая весенняя пора!