Ибрагим Абдуллин - Поднять на смех!

Чонай явился к кунаку.
Был стол —
не надо рая.
— Для старта
примем коньяку? —
Спросил кунак Чоная.

Был выпит под шашлык коньяк.
Тост следовал за тостом.
— Теперь и водочки, кунак? —
Хозяин обнял гостя.

Потом шампанским угощал
Радушный друг
Чоная.
Пир гостя вовсе не смущал:
Плясал он, припевая:

«Не имей сто рублей —
Проиграешь в кости,
А имей сто друзей
Да ходи в гости!»

А на столе — всего гора!
Арбузы и гранаты…
Шашлык на ребрышке… Икра…
Кинза… Сыры… Цыплята…

Всему Чонай отдал почет:
И ел, и пил на славу.
Не думал, где кунак берет.
Под рюмку все по нраву!

В постель уложен, словно хан.
Храпел — не повернулся.
Где там услышать петуха?
К обеду лишь проснулся.

Налил хозяин «посошок»
И обнял крепко гостя:
«Эх, не спешил бы…»
«Видит бог,
Передохнули кости…»

«Дорогу к нам не забывай!
Заглядывай с супругой…»
Всплакнул от жалости Чонай,
Что расстается с другом:

«Да, попроведать бы еще
Радушного умельца:
Прикинуть все.
Все взять в расчет —
И кончить разом дельце.

Ох, славно ты, кунак, живешь!
Как пух твоя перинка…»
…И слезы жалости, как дождь,
Смочили… анонимку.

Солман на работе,
В делах — чехарда:
Приказ за приказом строчит.
Ну, ладно бы с толком.
Да в том и беда —
Один приказной аппетит!

Солман — на досуге
Поэт шашлыка,
Застолья великий знаток.
Он спец по барашку,
Ценитель вина
И тостов шикарнейших бог!

Певец и шутник,
Кавалер удалой,
Лихой тамада за столом…
Не нудный начальник —
Орел молодой
Толпу осеняет крылом!

И все — по обычаю,
Все — по уму:
Он отдых умеет ценить…

И вот я подумал:
А что бы ему
Портфель на поднос
Не сменить?!

Колхозный скот крал Калабек.
Подвел его нелепый случай:
Чихнул не вовремя абрек —
И на него собаки тучей.

«Спаси, аллах, в последний раз!» —
Он лесом мчал и бога славил,
И в спешке
Вышиб веткой глаз —
Навек отметину оставил.

Наказано примерно зло.
Народу — смех,
Абреку — слезы.
Прощай, лихое ремесло!
Абрек зачислен
В водовозы.

Ах, как его стеклянный глаз
Подвел над бочкою железной!
Бульк в воду — и ищите нас,
Абрек — за ним,
Но бесполезно

Нырял туда за разом раз…
Я завершаю эту повесть.
Вот если б в бочке той,
Как глаз,
Искал тот жулик свою совесть!

Не нос, а чудодей у Мустафы.
Поистине не хуже, чем собачий.
Все распознает:
Запахи травы,
Зверья и птиц,
А выпивки — тем паче…

Кто с чем идет,
Узнает за версту.
И если с топором шагаешь к бору,
Оставь, приятель, эту маету —
О рубке дров не будет разговору.

Захватишь шкалик —
топай веселей!
Нюх не подводит лесника, не бойся.
Ставь угощенье — и руби смелей,
Руби и ни о чем не беспокойся.

Нет, впрочем, выбери для Мустафы пенек,
Чтоб на буфетную слегка похож был стойку.
Ведь не последний раз придешь сюда, дружок,
А нюх у лесника
завидно стойкий.

Дом без задней стены обходился:
В холод — стыл,
В зной — потел,
В дождик — мок.
А хозяин тем домом
Гордился.
Сам уйдет —
Дверь украсит замок.

Но на свете так жил
Лишь один —
И мудрец, и шутник
Насреддин.

Продавец был в ауле — умелец.
Видно, смысл он
Из сказки
Извлек.
И порою по целой неделе
На дверях магазина —
Замок.

Чудеса представали народу
С бесконтрольной
Контроля руки:
Как домой,
Только с черного хода,
В магазин тот
Ныряли дружки.

Насреддиновы шутки седые
Против наших чудес —
Пустяки.
В магазин все ныряли
Худые,
Выходили… одни толстяки.

Ты только на словах любить привык,
Струится речь, а чувство пересохло…
Уж лучше бы немым стал твой язык,
Чем сердце онемело и оглохло!

Ты ловким был пройдохой и пролазой.
А нынче — грусть в глазах и в пальцах дрожь…
Ты в свой карман залезть не можешь сразу,
А как в чужой карман ты попадешь?

Поэт — так в скобках написали под
Фамилией твоею на страничке…
Ошиблись! Как редактор не поймет,
Что здесь нужны не скобки, а кавычки!

На деле позорном попался,
Надгробия перекупал.
На ямах чужих наживался,
Но сам себе яму копал.

О добрые люди, простите беднягу,
За то, что он нам беспардонно соврал —
Когда б он боялся обидеть бумагу,
Тогда ежедневно ее не марал!

— Какая хворь тебя так беспокоит,
Когда встаешь с похмелья, хмур, небрит?
— Пью на свои — тоскливо сердце ноет.
Пью на чужие — голова трещит…

Хорошо жениться! Но мою натуру,
В женихах заждавшуюся, это не прельстит:
Если кто не женится смолоду да сдуру,
В старости да в мудрости так не наглупит,

— В выпивке никто со мною не сравнится мощью!
Больше лошади намного выпить я сумею!
— Да, сильней коня ты в этом. Но еще сильнее
Тот, кто пьяного тебя домой дотащит ночью!

На моду изменчивых дней
Ты зря ворчишь беспричинно:
Сто женщин в папахах милей,
Чем в бабьем платке мужчина.

— Где кабинет, в котором трудится Гогко?
— На ваш вопрос ответить, право, нелегко…
Где трудится — такого места нет,
А где сидит — известен кабинет.

О, не стони так жалобно и нудно,
Не причитай, чем дальше, тем сильней.
Ты говоришь: «Писать мне очень трудно»,
А нам читать тебя еще трудней.