Стивен Фрай - Троя. Величайшее предание в пересказе

Она повела его прочь от процессии. Гермес смотрел им вслед, и лицо его расплывалось в улыбке.

В безлюдной роще – скрывшись от глаз, но слыша праздничную толпу, – Афродита и Анхиз довершили любовное соитие.

Он повернулся к ней.

– Ты знаешь мое имя, – проговорил он. – Можно ль мне узнать твое?

Она сказала.

Он вытаращил глаза.

– Но почему я? Почему? Почему смертный?

– Сама не понимаю, – ответила Афродита, нежно обводя пальцами черты Анхизова лица. – Загадка. Шла я с толпой, а затем… ой!

Тут она все поняла.

Зевс! Это могла быть только проделка Зевса.

– Кто был тот юноша с тобой?

– Просто какой-то скотогон. Нашел меня на высокогорном пастбище и все донимал и донимал, чтоб я спустился на празднества. Сказал, тут есть девушка…

– Это Гермес, – проговорила Афродита. Прижала к себе Анхиза покрепче. – Думает, меня это унижает. Я же предпочитаю видеть в этом благословение. Чую дитя твое в себе. Сын тебе будет, Анхиз. Я стану вечно оберегать его. Но имей в виду: никто не должен про это знать. Никто.

Вопреки своему кажущемуся низкому положению пастуха Анхиз был царского рода – Приаму он приходился двоюродным братом [85] Велико, пусть и обманчиво, искушение полагать, будто греки и троянцы подобны средневековым европейцам: феодальные короли и князья, пирующие в своих замках, пока крестьяне и крепостные гнут спину в полях. А на деле великие и благородные греки исчисляли свои богатства, положение и весомость в головах скота и никогда не считали сельское хозяйство и крестьянский труд ниже собственного достоинства. Подобно тому, как царь Давид был пастухом, Одиссей тоже ходил за плугом, а царских кровей Анхиз вполне довольствовался своими коровами и овцами. Гомер, описывая царственное положение Агамемнона и других вожаков, нередко именовал их «пастырями народа». . Много лет назад случился какой-то разлад, из-за которого Анхиз возмущенно покинул дворец и решил жить пастухом на Иде, а не царевичем в четырех стенах. Возможно, Зевс знал об этом, а может, и упустил из виду. Быть может, действиями Зевса с самого начала руководил Морос. Даже боги бессильны перед богом судьбы, ибо у чада Анхиза в утробе Афродиты судьба имелась однозначно. По мнению некоторых, он был – вероятно, до появления Иисуса – наиболее значимым ребенком в истории. Его рождение – как и Христово – происходило в присутствии ослов и волов: Афродита решила рожать на родном пастбище Анхиза. Ребенка называли ЭНЕЕМ, и, подобно Парису, он вырос пастухом на склонах горы Иды – и, подобно Парису, жил, не подозревая о том, что он член троянского царственного семейства.

Как собратья-пастухи одного возраста на одной горе, Эней и Парис, что вполне естественно, познакомились и стали друзьями. Когда стало известно, кто Парис на самом деле, и юноша перебрался во дворец, он позвал друга с собой. Как и Агелай, открывший всем происхождение Париса, Анхиз тоже выступил с заявлением, что Эней – его сын. Размолвка с Приамом, приведшая к тому, что Анхиз покинул Трою, была забыта, и Энея пригласили во дворец как спутника Париса и по собственному праву чтимого царевича благородных кровей [86] Кое-где в изложении этой истории говорится, что Зевс изувечил или ослепил – или даже убил – Анхиза за то, что тот посмел ляпнуть вслух о своей связи с Афродитой. Трудно понять, с чего бы Зевсу досадовать на то, что его проделка с Афродитой стала известна, но большинство источников сходится в том, что Анхиз был калекой. .

Приам, как и обещал, дал задание лучшему корабельщику и инженеру Трои Фереклу построить и оборудовать судно, подобающее великой миссии Париса – задаче вернуть Гесиону домой из ее саламинского плена. Своего друга Энея Парис назначил заместителем себе в этом посольстве. Пока Ферекл завершал труды на флагманском судне, Эней присматривал за подготовкой шести кораблей поменьше – им предстояло быть защитным конвоем.

Вся троянская царственная семья – Приам, Гекуба, Гектор, Деифоб и Кассандра – собралась на пристани, чтобы проводить флотилию.

– Парис не поплывет на Саламин, – выла Кассандра. – Он собирается в Спарту! Потопи́те корабль, и пусть Парис утонет. Он вернется со смертью для всех нас, со смертью для всех нас!

– Пусть Посейдон и все боги берегут тебя, – молвил Приам, пока жрецы метали ячменные зерна, пшено и цветы на палубы. – Поспеши назад, как только сможешь. Каждый день без тебя – мука для нас.

Оказавшись в море, Парис уведомил команду об истинном месте назначения.

– Спарта? – забеспокоился друг Париса.

– Ой, ну какой же ты весь из себя святой, Эней, – отозвался, смеясь, Парис. – Живи-гуляй! Это будет величайшее приключение в твоей жизни.

В Спарте царь Менелай встретил Париса, Энея и других посланников Трои со всем радушием. Пусть визит их и оказался неожиданностью, Менелай был слишком хорошо воспитан, чтобы об этом говорить. Качество и ценность даров, какими Парис осы́пал их, доказывало, что визит троянцев мирный, и Менелай, наслышанный о репутации Приама, решил, что все это – ради укрепления дружественных связей и процветающей торговли между Спартой и Троей. Они с Еленой щедро потчевали и развлекали гостей девять дней кряду.

На девятый день Диоскуры – братья Елены Кастор и Полидевк – получили из Аркадии сообщение и, коротко извинившись, поспешили в дорогу. Что-то там с давней враждой между ними и их двоюродными братьями [87] Речь об Идасе и Линкее, сыновьях Афарея, брата их отца Тиндарея. . А на следующий день пришла депеша и для Менелая – его ждали на погребении деда по материнской линии, КАТРЕЯ Критского. Ни о чем не подозревая, он немедля отправился в путь.

И вот Парису и его свите представилась возможность разграбить дворец и похитить беззащитную Елену. С собой забрали они и Елениного малыша Никострата, а также рабыню-служанку Эфру, мать Тесея; а вот дочку Гермиону оставили в Спарте.

Сразу возникает уйма вопросов. Похитили ли Елену против ее воли? Влюбилась ли она в Париса так, как люди влюбляются обычно? Оба они, как ни крути, были молоды и прекрасны собою, – или же все это подстроила Афродита, крепко помнившая о своем обещании? Разумеется, в некоторых пересказах этой истории богиня отправила сына своего Эрота в Спарту, чтобы пустил он стрелу в Елену, и та влюбилась в Париса. Стояла ли Афродита и за смертью Катрея – тем внезапным событием, что так кстати отвлекло Менелая? [88] Возможно, Катрей был сыном Миноса и Пасифаи (о них см. «Герои», стр. 424) и отцом Аэропы (матери Менелая и Агамемнона); его смерть от рук сына предрекли ему за много лет до этого. Что не исключает участия Афродиты, но, несомненно, все усложняет. Случайное убийство Катрея, совершенное сыном его Алфеменом, действительно произошло в самое подходящее для Париса и планов Афродиты время. Уж так удачно все сложилось, что божественное вмешательство тут заподозрить можно запросто. Все эти вопросы возникали всегда, и их продолжат задавать до скончания времен, однако с уверенностью можем сказать, что Парис отплыл, увозя с собой значительную часть дворцовых сокровищ Менелая, включая и величайшее из них – красавицу Елену.