Стивен Фрай - Троя. Величайшее предание в пересказе

– Я Кикн, сын Посейдона, – орал он, – и ни одно копье, меч или стрела не способны пронзить мне кожу!

Мясорубка, которую он учинил, начала смещать равновесие битвы, и стало казаться, что греки проигрывают, не успев толком напасть. Действительно похоже было, что Кикн неуязвим. Стрелы Тевкра отскакивали от него, соскальзывали и наконечники дротиков Аякса. Ахилл, нисколько не устрашенный, взбудораженный боем, понесся прямо на Кикна с оглушительным воплем, вскинув щит. Сила этого внезапного натиска и щита, врезавшегося в лицо, сбила Кикна с ног. Ахилл молниеносно напрыгнул сверху, схватил упавшего воина за ремни шлема и принялся скручивать их все туже и туже на горле противника, пока не удавил его. Шкура у Кикна, может, и непроницаема, зато, как любому смертному, ему необходимо было дышать.

Пусть в основном Посейдон брал сторону ахейцев, Кикн был ему сыном, а потому Посейдон не оставил его и сейчас. Не успел последний надсадный вздох покинуть тело воина, как превратился он в белого лебедя, вознесшегося над полем боя и полетевшего прочь, на запад. Прочь от Трои [123].

Троянцы сочли это знаком и обратились в бегство – в укрытие родного города.

Агамемнон приказал не преследовать.

– Всему свое время, – сказал он. – Теперь мы знаем, чего они стоят. Сперва займемся своими убитыми, поднесем богам жертвы и произведем все должные приготовления.

Ахейский флот нельзя было и дальше оставлять растянутым в тонкую цепочку вдоль берега, вне поля зрения по обе стороны от командного судна, открытым для нападения троянских диверсионных групп. Но и стягивать корабли чересчур плотно означало делать их не менее уязвимыми. В первую очередь – для огня. Агамемнон провел достаточно кампаний на море, чтобы понимать: ряды кораблей могут стать неподвижными мишенями для горящей смолы или масла. Огонь способен распространяться от палубы к палубе с устрашающей скоростью. Царь людей приказал всем флотским соединениям войти глубже в любые защищенные узкие заливы и бухты, какие смогут отыскать, – или же отплыть подальше в море. На всех приставших к берегу судах держать круглосуточную охрану. Кара сторожевому за сон на посту – смерть.

Далее последовало строительство заградительного частокола. За этим забором, ощетинившимся заточенными кольями, греки смогли обустроить надежный лагерь. Временный, разумеется, – Троя станет ахейской через неделю, ну две, – но небрежность не годится. В основном эгейские приливы и отливы были нежны, как озерная рябь, однако Эвр, Западный ветер, как известно, если взыгрывал в нем норов, мог бить и трепать с разрушительной силой. Лишь флагман Агамемнона и корабли важнейших вожаков решили оставить вблизи частокола. Корабли обеспечения со всеми их рабами, слугами, маркитантами, ремесленниками, жрецами, кухарями, плотниками, музыкантами, танцорами и прочими необходимыми обозными пусть снуют туда-сюда между берегом и морем.

Нестор с Одиссеем изобрели простенький сигнальный язык хлопков, дуделок, флажков и огней, посредством которого удалось установить какое-никакое сообщение «корабль – корабль», «корабль – берег», «берег – корабль». Для старших командиров и их свит поставили шатры. Кампания скоро завершится, а потому расширять это миниатюрное поселение незачем.

Агамемнон был доволен. Боевой дух реял высоко.

За равниной Илиона высился город, готовый отражать любую атаку и выстаивать в любой осаде. За истекший год Приам и Гектор позаботились о том, чтобы укрепить и без того мощные стены Трои и прорыть сеть тайных тоннелей и внутригородских судоходных каналов. Выходы к морю стали возможны и по рекам, и по тоннелям. Капитуляция от голода Трое не грозила. Стражи на бастионах располагали обзором в триста шестьдесят градусов, все земли вокруг просматривались, и о наступающих вражеских войсках можно было докладывать сразу.

Внутри городских стен каждому дому выдали по три громадные пифоса, или кувшина для хранения, каждый высотой с мужчину, – держать в них столько зерна, масла и вина, чтобы хватило на небольшую семью, ее слуг и рабов на год. Дух решимости и братства сплотил троянцев всех мастей и званий, объединил нерушимой приверженностью родному городу и царственному дому в презрении к врагу.

Приам был доволен. Боевой дух реял высоко.

У нас с вами есть преимущество сравнительно свежей истории: мы понимаем, что уверенные в себе силы нападения и уверенные в себе оборонительные силы, равно оснащенные техникой, ресурсами и тактическими навыками, довольно быстро оказываются в патовом положении. Нам известно, как войны, в которых обе стороны не сомневаются в скорой развязке, способны растягиваться на месяцы и годы. Греки с троянцами, вероятно, обнаружили эту печальную истину первыми.

Агамемнон и его военачальники скоро осознали, что Троя слишком велика и в кольцо осады ее не взять, а троянцы слишком умны и наружу для решающей битвы их не выманить.

Шли месяцы. Завершение первого года отметили песнями, жертвоприношениями и играми. Следом прошел еще один год. И еще один. Пат – с тех пор как Протесилай ступил на троянскую почву и до полноценной битвы армий – продлился невероятные девять лет. Бытовал страх, что сделать первый шаг – значит открыть врагу свое слабое место; подобный расклад шахматисты именуют цугцвангом .

За эти годы ахейские укрепления делались, разумеется, все мощнее и мощнее, серьезнее и прочнее. В лагере под защитой частокола прибавилось шатров и хижин, защищавших от непогоды, маршрутов поставки продовольствия и других черт того, что можно назвать городской жизнью, никак иначе. Импровизированные базары, питейные заведения и храмы вскоре уже стало не отличить от тех, к каким греки привыкли дома. Тропы, пролегавшие между кораблями и укрепленным лагерем, на некоторых участках превращались в грунтовки или расширялись до площадок для публичных собраний и вскоре стали походить на городские дороги, улицы и площади. Со временем они обрели и названия. Коринфский тракт. Фессалийская улица. Фиванская дорога. Низошел дух постоянства.

Сложность структуры, питавшей этот исполинский лагерь, невозможно создать единым осознанным действием. Столь причудливую сущность могла вырастить лишь медленная эволюция. Со всеми своими венами, нервным центром, артериями и дренажными каналами греческий лагерь обрел свойства живого организма – и, как любому живому организму, ему требовалось постоянное жизнеобеспечение.

Город же Троя пусть и был сам по себе неуязвим, никак не мог он помешать Ахиллу, Диомеду, Одиссею, Аяксу, Менелаю и прочим собирать военные отряды и совершать набеги на окрестности, грабить и разорять. Вино, зерно, скот, рабыни – все считалось честной добычей, все шло в дело прокорма великого лагеря. Девять лет подряд Троянская война была скорее разбоем, а не боем.