Сергей Эйгенсон - Байки из институтской курилки

***

Можно так заключить, что особо прилежным посетителем лекций Д. в своем студенчестве не был. Во всяком случае, по физхимии. Но готовился к этому экзамену старательно. Как ему самому показалось, был к сдаче готов. Но мнение экзаменатора отличалось от Юриного до такой степени, что он, вместо того, чтобы просто вернуть, как и всегда делается, зачетку без записи вместе с устным сообщением о предстоящей переэкзаменовке, жирно вписал в нее "неуд" и так же жирно (до шариковых ручек пока далеко) расписался.

Загрустил наш персонаж и с горя пошел пить пиво. Я тогда не совсем понял, о какой конкретно точке он говорил, я в ту пору начала пятидесятых ни в Москве, ни в "забегаловках" еще не бывал, но смысл в том, что где-то через Пушечную от строящегося шикарного магазина "Детский Мир". От старого здания Университета это совсем недалеко. Зашел в подвальчик, сложил стопку учебников на столик, взял у буфетчицы "сто грамм с прицепом", то есть стопку водки и кружку жигулевского, бутерброд с кетой - начал отмечать свой конфуз.

За соседним столиком какой-то потертый тип тоже "ерша" употребляет. Заметно, что не первую дозу. И очень внимательно рассматривает юрины книжки, просто названия читает, повернувши голову боком. Потом спрашивает:

- Зачем Вам всё это говно?

- Это не говно, а учебники по физической химии! - обиделся Юра.

- Я и говорю - говно учебники. Потому что писали мудаки. Ничего там хорошего не вычитаешь - нету.

- Вот Вам легко говорить, а я сегодня по ним экзамен сдавал.

- И как?

- Не сдал.

- Ну, а я Вам что говорю?

Наш герой, конечно, понял, что человек не совсем придуривается, видимо, что-то слышал. Может, даже и бывший химик. Выгнали, небось, за пьянку, вот он и поливает всех. А тот не унимается:

- А кому сдавали?

- Такому-то.

- Но это же мудак!

- Вот Вам легко ...

- А какие были вопросы?

Юра доложил.

- И что Вы ответили на первый? Юра сказал.

- Ну, в общем, правильно. С точностью до постоянного коэффициента, конечно.

- А он говорит - неверно.

- А что я Вам про него говорил? Мудак. Удивительно, как ему разрешают со студентами общаться. Ну ладно, по второму вопросу?

Юра ответил.

- Я бы объяснил через свободную энергию, но можно и так.

- А он сказал ...

- Но мы же договорились. ... И уши холодные. А по третьему ... ну, этого и я не знаю. А он - тем более. Что же со студента спрашивать? А Вы что?

Юра изложил.

- Ну, может, и так. Интересный подход. Хотя, так ли - пока непонятно.

- А он меня выгнал и даже в зачетке записал...

- Так же не делают!

- А он написал, вот я с горя и ...

- Не может быть! Покажите.

Юра полез в карман китайских штанов и достал зачетку - показать. А его собеседник тут же ее раскрыл, что-то быстро написал - и мгновенно, как в кино, исчез. Юрочкин взгляд, не успев проводить его, метнулся назад к зачетке. Там была перечеркнута запись экзаменатора с "неудом", зато появилось "отлично" и непонятная подпись.

Совершенно обалдевший Д. механически допил пиво, а после снова собрал учебники и шагами нетвердыми не от пива, а от полной непонятности событий, направился назад на Моховую, в тот самый дворик, который позже получит прозвище "психодрома". Там сидели и курили задержавшиеся после экзамена однокурсники. К ним он и понес свою загадку - кто ж тут у него накалякал в матрикуле? Отчасти надежда теплится, что случилось чудо. Но большинство шансов, конечно, за то, что, действительно, разговор был с каким-то алкашом из бывших научников и еще придется как-то выходить из положения, когда придешь на переэкзаменовку. Не показывать же эти почеркушки и это "отлично" экзаменатору. Совсем озвереет.

Сокурсники выслушали юрину историю, взглянули в зачетку и обрадовали:

- Дурак, не мучайся, а беги в деканат, чтобы записали в ведомость. Это завкафедрой. Его подпись. Видишь - "Ф"? Эх, счастье привалило балбесу!

* * *

Пожалуй, больше ничего, что можно было бы добавить в жанре "легенды о Фросте", пока не припоминается. Так на этом и закончим, наверное. Разве что вспомнить то, что рассказывали моему отцу их общие друзья после смерти А.В. .

Умер он в конце лета пятьдесят второго в Баку, мы же говорили о том, что он туда часто ездил в командировки, вел шефство над тамошней нефтехимией еще с "довойны". Для всех, кто его знал, было большое горе, но и мысль, что "допился Фрост", тоже была. А потом стало известно, что умер он от энцефаломиелита, это тогда ни распознавать, ни лечить еще не научились, да и сейчас ...

А когда было вскрытие, то оказалось будто бы, что его печень, сердце и легкие, если их сравнить с известной медицинской картинкой-страшилкой, выглядят как те, что слева, где идеальные внутренние органы здорового человека, а не те, что справа - печень, сердце и легкие человека пьющего. Может быть, наши физиологи и биохимики не все еще понимают пока про индивидуальные свойства организма?

5

Когда я удрал из Академии на Север а ля Смок Беллью, я, как водится, окончательно связи не рвал. И вот попросил меня мой бывший шеф, узнав, что я там на Самотлоре занимаюсь ресурсами попутного газа, сделать у них в очередной приезд в столицу на семинаре доклад: какие перспективы добычи углеводородов в Западной Сибири, и что отсюда вытекает для академической химии. Я сгоряча согласился, а потом потихоньку это дело просаботировал: по сложившемуся у меня к тому времени мнению, ничего хорошего ни для чего в стране из этих перспектив не вытекало. Изложи я это мнение - мог бы вернуться в Сибирь уже в черном зэковском бушлате за разглашение секретных сведений и антисоветскую пропаганду. Дело было в том, что треть нефтедобычи на 90-й год обещалась из-под дна Карского моря, притом, что никаких технических решений для такой добычи не было, да собственно, и посейчас нет. Для прочно сидевшей на нефтяной игле страны это гарантированно обещало крупные экономические и социальные потрясения.

Странно, что этого не видели достаточно, по-видимому, умные и информированные люди. Ну вот, был тогда такой академик, не то членкор Калечиц, известный химик, автор хорошей книжки по гидропроцессам, основатель и руководитель очень приличного академического института по нашим делам в Иркутске, а в это время как бы " главный химик Советского Союза " по своей должности зампреда Госкомитета по науке и технике. Когда я еще был в ИОХе, пришел великий человек к нам в институт делать лекцию для наших ученых по перспективам развития промышленной химии углеводородов. Начал он публику просвещать про грядущие перспективы нефтедобычи и, соответственно, нефтепереработки. "Мы, - говорит, - скоро выйдем на единичные мощности по первичной переработке нефти до ста миллионов тонн, по каталитическому крекингу до пятидесяти миллионов тонн. С такой установки будет получаться в год помимо всего прочего до ста тысяч тонн ...", и называет аллен, довольно экзотический по структуре углеводород, который никакого особого промышленного применения и посейчас не нашел. - "Вот какое полезное использование академическая наука могла бы для него предложить?"