Дмитрий Горчев - Понаехавшие [сборник]

«Ю ноу, Рикку, – ответил я и тоже надолго задумался. Рикку удовлетворённо кивнул: серьёзный вопрос требует такого же серьёзного ответа. (Теперь можно обратно на русский – себя я обратно переводить умею.) – Сиськи у неё да, – сказал я, внимательно всё обдумав, – хорошие сиськи. Но это типа бонус. То есть он не обязательный. Если бы у ней вообще не было никаких сисек, я бы всё равно пиздел бы с ней до утра».

Рикку посмотрел на меня с большим уважением, но, кажется, не поверил. Тем более что мы всё равно уже пришли.

В старой-престарой квартире нашли на антресолях старую-престарую бутылку плохого-преплохого портвейна, изготовленного в те времена, когда ещё было стыдно пить такой портвейн. Или наоборот, ещё было не стыдно, какая разница. Город Ленинград, завод Самтрест. Завод остался, а города нет.

Откупорили, понюхали: портвейн. Выпили по маленькому-маленькому глотку: всё равно портвейн. Такой же плохой, как был когда-то, лучше не стал и хуже тоже не стал: какой был, такой и остался. Позавидовали портвейну и допили.

Ну на самом дне только какое-то говно выпало осадком.

А в единственное лето уходящего года я поймал первую и последнюю свою Рыбу. Биг Фиш, как выразились бы англоговорящие пользователи всего, что бывает на этом свете.

Мы тогда с братьями Новиковыми (один писатель, другой – железнодорожник) дошли по Белому морю и нескончаемым озёрам до конца лабиринта. Была когда-то такая картина времён раннего постмодернизма – на ней была изображена женщина, стирающая трусы в рояле. То есть пиздец: приехали.

Но в конце этого конкретного лабиринта ничего такого не было – ни женщины, ни рояля, а стояла там охотничья избушка из толя на деревянной раме, насквозь провонявшая прокисшими гондонами и утренним таёжным перегаром. На столе тем не менее, по поморским обычаям, торжественно стояли пачка соли и коробка спичек. Полянка вокруг нехорошей избушки была усыпана бутылками водок от самых разнообразных производителей: Петрозаводск, Кингисепп, Архангельск, Псков, Ливиз, Ванна Талллиннн и даже что-то неразборчивое финляндское.

Байдарошники, блядь. Впрочем, мы и сами приплыли на байдарке, так что можно было бы и промолчать.

По какой-то причине братьям Новиковым эта стоянка чрезвычайно понравилась. Внимательно понюхав избушку, они её, к счастью, отвергли в качестве места для ночлега и воздвигли палатку у ближайшей сосны. На ужин мы съели сначала щуку, пойманную старшим Новиковым на Среднем озере, затем щуку, пойманную младшим Новиковым на озере Верхнем. Я никакой щуки (которую логично было бы ловить на озере Нижнем) не поймал, так что третьего блюда не было.

На десерт рыбу щуку по сложившейся уже традиции запили жидкостью из белой и пластмассовой десятилитровой канистры с фломастерной надписью на боку «СМЭ» (спирт медицинский этиловый, если кому неизвестна эта аббревиатура). Эту канистру подарила писателю Новикову какая-то почитательница его литературного таланта и одновременно прозектор. Во всём нашем багаже это был самый драгоценный предмет. Время от времени даже возникали кратковременные паники: «СМЭ! СМЭ забыли!!» Да не забыли – вот оно под жопой лежит – хуй его где забудешь. Само выползет и догонит. Оно ведь даже и в воде не тонет. Горит, кстати, хорошо – я один раз, когда меня никто не видел, разводил при его помощи костёр: лучше, чем бензин. Загорается споро и шибко, но без фанатизма – то есть брови им не сожжёшь.

И на самом деле это действительно волшебная жидкость, присланная нам с Той Стороны, – не чета новомодным и бессмысленным водкам. Уже на четвёртый или пятый день я умел её разводить озёрной водой в разных соотношениях и изготавливать всякие целебные смеси: Напиток Для Утреннего Подвига, Напиток Для Вечернего Отдохновения, Напиток Чтобы Попиздеть о Возвышенном, Напиток чтобы дойти вон дотуда, и так далее.

Да сложно вообще придумать что-нибудь такое, чего нельзя было бы изготовить из жидкости, предназначенной для нужд городского морга. Мёртвая вода – самая что ни на есть настоящая, хули там.

Ну вот опять получается длинно – до Рыбы брести ещё и брести. Ладно, потом как-нибудь.

Сегодня младенец Дмитрий (пятьдесят дней от роду) впервые в жизни упал с кровати. Кровать, по счастью, состоит из матраца толщиной сантиметров двадцать. Так что первый полёт был недолог. Тем не менее, как свидетельствуют очевидцы происшествия, произошёл очень громкий стук и гораздо более громкий крик.

Ну что ж, уважаемый Дмитрий Дмитриевич, поздравляю тебя с прибытием в зону земного притяжения. Увы, но в ближайшие полтора-два года тебе ещё не раз придётся убедиться в том, что на всей этой планете невесомость изобретена пока только в Цветочном городе. Да и тот, скорее всего, давно уже переехан толстым колесом какого-нибудь ожиревшего от счастья депутата государственной думы.

Сегодня в качестве прогулки с младенцем совершили вместе с его матерью экскурсию по зданиям, описанным знатным петербурговедом Лукомским. Ну, то есть взять и сфотографировать те же самые здания с той самой точки через сто лет и посмотреть, что из этого получится.

Идея далеко не новая, но в качестве повода погулять вполне годится.

И что выяснилось? Выяснилось, что для того, чтобы снять перспективу большого проспекта ПС, нужно встать в центре площади рядом с регулировщиком в зелёном жилете, что вряд ли ему понравится. Для того чтобы сфотографировать статуи на фронтоне дома на том же большом проспекте, нужно как-то проникнуть в подъезд с кодовым замком, в котором наверняка ещё и сидит консьерж. А внутри дворика здания на каменноостровском проспекте стояли такие люди, которых, как я думал, всех давно убили. А они там ничего – стоят, разговаривают. Сначала они смотрели на нас довольно равнодушно, но тут вдруг подъехало какое-то существо в толстом джипе и нас немедленно погнали вон, хотя я и кудахтал что-то из-под очочков про всеобщее культурное наследие.

Вот так я и познакомился с некоторыми особенностями фотографирования архитектурных памятников, которые состоят вовсе не в том, как расположено освещение или по чём замерять экспозицию.

Привиделась мне нынче ночью совершеннейшая мерзость: будто бы участвую я в известной художественной акции в зоологическом музее. По счастью, не в качестве действующего лица, а вроде наблюдателя.

Акция мне не понравилась: все суетливые какие-то, нервные. Плуцер-Сарно привёл какого-то иностранца, который так скверно говорил по-английски, что я даже побрезговал с ним разговаривать. В общем, скучно.

Однако ж в какой-то момент я, как это часто бывает во сне, вдруг оказался таки без штанов, но зато в позорных семейных трусах в полосочку. Пошёл поссать и попал, конечно же, в женский туалет. Там, чтобы скрыть конфуз, попросил у какой-то очень московской барышни прикурить, но барышня, посмотрев на меня с отвращением, подала мне десять рублей на покупку штанов, после чего я проснулся в полном отвращении ко всему на свете.