Елена Кисель - Боги

Больше всего не повезло нимфе Эхо – наверное, потому что ее прокляла Гера, и нимфа с тех пор могла только повторять слова. Через это объяснения у них с Нарциссом не получилось, получилось…

– Эгей, кто здесь?

– Здесь… здесь…

– Иди сюда!

– Сюда… сюда…

– Что ты за мной повторяешь?! Ты что – дура?

Нимфа не смогла не повторить последнее слово с утвердительными интонациями… Нарцисс резюмировал, что «ага, видно» – и пошел своим путем, разбивать сердца.

Под конец какая-то нимфа с особенно разбитым сердцем все же прокляла Нарцисса: «А чтоб ты мучился, как мы!»

Афродита вовремя щелкнула пальцами: хоп – и Нарцисс безнадежно влюбился в собственное отражение в воде.

Что и дошло до него не сразу.

Несколько дней красавец стоически признавался отражению в любви и пытался его облобызать (нимфы, надо думать, радовались комедии из леса). В конце концов, страшная мысль все же осенила Нарцисса… и тут опять во всей красе проявился недостаток мозга. От отражения юноша никуда не ушел, день деньской повторяя: «Ути, какие глазки, ути, какие губки, ути, как я тебя люблю!». При этом он случайно забыл, что между комплиментами надо бы еще и есть – и тихо помер, то ли от голода, то ли от неразделенного чувства.

Нимфа Эхо скорбела, остальные скорбели настолько, что решили Нарцисса поглубже закопать. Но им не удалось даже этого, потому что на его месте уже вырос одноименный цветок.

Из непроверенных источников

Подземные слухи врут, что Танат очень обижался из-за всех этих превращений: «В цветочки их… в деревья… я прилетаю на вызов…и мне что своим мечом – листья рубить или лепестки вместо прядей обрезать?!». А Гипнос иногда добавлял, что «Еще можно корешки окучивать».

Кое-кто в приступе наивности утверждает, что Деметра была исключительно мирной богиней: не совалась на Олимп, дарила народу плодородие и любовалась дочкой-Персефоной. А что в свободное время она устраивала голод и недород от тоски по дочери, совала младенцев в печь и кушала человеческое мяско (об этом ниже) – так каждый имеет право на свои маленькие слабости.

Но мы скажем все-таки правдивее: Деметра была дочкой Крона и тещей Аида. То есть, желание карать у нее было в крови. С той разницей, что она предпочитала почему-то пополнять не флору Эллады (пфе, и так с растениями круглый год!), а фауну.

Например, оскорбившего ее мальчика Деметра перекинула в зеленую ящерицу. А садовника Аида Аксалафа, который свидетельствовал о том, что Персефона съела гранатовые зернышки, – в сыча.

Но больше всего теща своего подземного брата отличилась в истории о Триптолеме и Линхе.

Триптолем был сыном царя Элевсина и первым агрономом в истории. Деметра научила его пахать, надавала семян пшеницы – и отправила учить народ земледелию. Неизвестно, в радость ли царевичу было ходить за плугом и выступать сеятелем – но благоразумный Триптолем выполнял поручение честно и, вроде бы, даже втянулся. Запахав для начала весь Элевсин вдоль и поперек, он подался на просторы Эллады, а потом и вовсе отправился поднимать целину в другие страны – заметим, на чудесной колеснице, запряженной крылатыми змеями.

Народ в других странах ничего против не имел и оказывал странному агроному почести (во-первых – сеять научит, во-вторых, вы его упряжку видели? Хотите его прогнать?!). Но вот Триптолем доехал до скифов – и столкнулся с неэлладским менталитетом. Царю Линху понравилось пахать. Ему понравилось пахать настолько, что он решил сделаться из царя скифов агрономом мира всея. Для выполнения хитромудрого плана требовалось всего ничего: убить Триптолема.

Одного не учел скифский царь: Деметра бдила за любимчиком. Богиня пристально следила, как ночью Линх крадется к ложу спящего Триптолема, вознося зловещий кинжал… подождала, пока кинжал будет вознесен… (чтобы уж наверняка). И в эту самую секунду превратила злобного царя в дикую рысь.

Спасение удалось на славу: вместо того, чтобы пробудиться и узреть над головой кинжал, Триптолем пробудился и увидел офигевшего Линха-рысь. Надо полагать, встреча была фееричной…

Подробности встречи (вроде долгой погони по спальне, швыряния в рысь предметов быта, воплей и воззваний к Деметре, появления разозленной Деметры, новой долгой погони, теперь уже коллективной) мифы стыдливо опускают. Известно только, что Линха в конце концов отпинали в леса, а Триптолем продолжил свои агрономические труды на благо Деметры и мира.

Надо полагать, от заикания, вызванного чудесным спасением, он со временем тоже избавился.

От мирной и милой Деметры прилетело и царю Фессалии, Эрисихтону. Правда, ему уже за другое и по-другому.

Эрисихтон страдал частой болезнью элладских царей – навязчивой идеей. С какой-то радости ему непременно втемяшилось срубить столетний священный дуб в роще Деметры. Очень может быть, что царь втихомолку увлекался рубкой деревьев и время от времени устраивал для себя царственный лесоповал. То есть, столетний дуб для Эрисихтона был все равно что для Зевса – очень красивая нимфа или для Гефеста – новый набор кузнечных инструментов (помешательство вплоть до эротических снов и обильного слюноотделения).

Надо сказать, Эрисихтон вообще не очень почитал богов, а Деметру – в особенности, так что вскорости навострил топор и радостно побежал рубить деревце в рощу.

Намеки, что, мол, сублимировать неудачи в личной жизни не с топором надобно, царь пропустил. Слуга, который осмелился что-то вякнуть о живущей в дубе дриаде-любимице Деметры, доизложил мысль уже в царстве Аида…

– Да если б это была б сама Деметра – я б и ее срубил! – выдал царь с претензией на историчность, после чего взялся за топор – и полетели щепки.

Рубка проходила с эффектами хоррора типа кровотечения из коры (дриада же!), но царя такие мелочи не волновали, он работал со скоростью средней бензопилы и за несколько часов дуб таки «уговорил». Прибежавшие дриады обнаружили пенек и довольного Эрисихтона, восскорбели на то и на другое и наябедничали Деметре.

Деметра, не желая запускать в леса еще одну маньячную рысь, решила действовать осмотрительнее. Она послала одну из дриад за богиней голода.

Богиня голода отыскалась, разумеется в горах Кавказа (да, правда, где ей еще жить?!) и была растрепана, худа и носата. По приказу Деметры она заявилась к Эрисихтону, поприветствовала его коротким: «Вах… огрэбешь, да?» – и вдохнула ему неутолимый голод (по более приземленной версии – заразила божественными глистами).

Эрисихтону резко стало не до вырубки лесов. У него появилась новая навязчивая идея «чем больше жрешь – тем больше хочется». За короткое время беспросветкой жрачки состояние царя ушло на ветер, а единственная дочь – и та оказалась проданной в рабство. Дочка, правда, получила от Посейдона дар принимать любой облик, а потому из рабства регулярно сбегала: то птицей, то лошадкой, то коровой. И возвращалась к папе, который опять продавал ее в рабство (можно было подумать, что дочь дура… а на самом деле она вот так успела нехило попутешествовать и свет повидать).