Елена Кисель - Боги

Из непроверенных источников

Сплетники Олимпа нашептывают, что после такого окончания этой истории спасаться пришлось уже Аполлону. От всего Олимпа. Потому что: «Ты их застрелил! А они обещали украсть Геру!! Да где мы еще таких идиотов теперь найдем?!»

Аполлон, как большинство натуральных блондинов, был натурой богатой и противоречивой. Бог врачевания? А, нет, на Гиацинта врачевания не хватило. Девять муз? А, нет, пойду-ка полюблю несчастную Дафну! Тонкий эстет? Да ладно вам, пойду шкуру с сатира Марсия сдеру… И всё же основные черты характера Аполлона легко вкладываются в три пункта:

Если что – стреляет.Потом – сразу воспевает.Амброзией не корми – дай с кем-нибудь посоревноваться.

Обычно все знали и не нарывались, но бывали смешные исключения.

Вот, например, Пан (который сын Гермеса, душевный, с козлиными ногами и громким голосом) как-то раз решил посоревноваться с Аполлоном в музыкальном искусстве.

Сразу напрашиваются нехорошие предположения по поводу адекватности Пана. Предположений много, от черепно-мозговой травмы до сложных вариантов типа «а почему бы двум богам, превращающим нимф в растения, и не посоревноваться в музыке, а?». Но скорее всего, что Пан просто малость перепил, отчего во всеуслышание заявил, что «кифара – ничто, свирелька – все». А потом проснулся на склоне горы Тмола в обществе Аполлона с кифарой и толпы судей – и понял, что за слова свои отвечать придется.

Пану сразу как-то неуютно вспомнилась шкура сатира Марсия, висящая в известном гроте. Шкура в воображении Пана определенно вытанцовывала что-то злорадное типа «вот я и не одна, вот у меня скоро и напарничек появится… ух ты ж, какая шерстка!» От таких видений Пан схватился за свирель и начал дуть в дудку с двойным энтузиазмом, и дул даже очень хорошо, и даже почти всех впечатлил… Но потом вышел Аполлон, сбренчал что-то величественное, судьи покосились на лук за плечами бога и сказали, что «чего там, конечно, победа за Мусагетом».

Шкура сатира Марсия в своем гроте замерла в предвкушении. Аполлон потер ручки и заявил, что, мол, племянник, ничего личного, но я тебя сейчас освежую. Сын своего папы Гермеса Пан выставил вперед копыто, сощурил левый глаз в прицеле и ответил: «Ну, попробуй!»

Аполлон прикинул расклад. Пан был могуч, вонюч и до кучи еще и бессмертен. Пан своим воплем в Титаномахии разогнал титанов и тяжко контузил всех, не зажавших уши (и это он только мышь увидел, а если с него кожу сдирать – это ж какой будет саундвэйв!). Ну и наконец, Пан таки был сыном не кого-то, а Гермеса – того самого, который спер у Аполлона коров, просто так и в пеленках. И если подумать, что Гермес может украсть за обиженного сынулю (варианты: от девяти муз и любимого лука до дурной бесконечности).

Тишина сгущалась. Аполлону очень хотелось кому-нибудь экстренно улучшить внешность. Пан щурил глаз и готовился свою внешность активно оборонять меткими пинками. Судьи расползались, округа пропитывалась стрессом…

И в этот момент царь Мидас (да, тот же самый, который с Дионисом и золотом!) перестал дремать и выдал: «А мне больше Пан понравился… вот!»

Можно сказать – лег ушами на амбразуру. Ушами – это потому что Аполлон в тот же момент вцепился Мидасу в означенные органы, уперся ногой царю в копчик и как следует потянул. Под громкий аккомпанемент Мидаса: «Ухи мои, ухи!» – Аполлон тащил уши вверх, приговаривая: «Плохо слышишь? Медведь на что-то наступил? Так мы их тебе сейчас малость увеличим…»

Ну, и, конечно, бог перестарался с растяжением ушей царя вдоль оси ординат. В результате получилось что-то ослино-эльфийское, так что Мидасу можно было то ли подаваться в зоопарк, то ли проситься в другую мифологию.

Очень может быть, что царь ждал сочувствия от Пана, но тот только гыгыкнул, заявил, что «крутые уши, у ослиц будут иметь успех» и побрел себе в чащу – печально играть на свирельке.

А Мидасу пришлось шить специальный колпак – потому что ослицы правда проникались. И зарекаться иметь дело с богами.

История о Пигмалионе – это классическое «жил-был художник один». Только жил на Кипре и в актрису не влюблялся. И вообще в принципе не влюблялся, потому как: у одной на носу родинка, у второй пальцы короткие, а вон у той вообще какие-то нессиметричные глаза, фу, какая кака, нет-нет, только чистое искусство! И вообще, чем искать ту, которая поймет мою тонкую, нежную натуру, я свое совершенство лучше лобзиком выпилю.

В искусстве Пигмалион смыслил настолько хорошо, что и правда выпилил совершенство. Из слоновой кости. А потом в это самое выпиленное совершенство от души влюбился, потому что: красивая! фигуристая! симметричная какая! и – молчит!!!

Довольный художник обозвал свое творение Галатеей и принялся пичкать ее философскими речами, украшать веночками, делать ей подарки – ну, в общем, жить с совершенством почти нормальной семейной жизнью. Почти – это потому что в норме идеальная статуя как раз для некоторых семейно-жизненных процедур и не была предусмотрена. Попробовав и так, и этак, Пигмалион впал в печаль и пошел приносить жертву Афродите.

Вообще-то в молении художник попросил, чтобы ему послали такую же прекрасную жену, как и его статуя (дальновидно предполагая, что жена-то для семейной жизни оборудована, а для духовного общения и статуя отлично подойдет). Но Афродита на Олимпе мудро заметила: «Парень, а не много ли тебе… совершенства?» – и попросту оживила саму статую.

Поэтому, придя домой с праздника Афродиты, Пигмалион нескоро разобрался, кто это там на него из угла глазами лупает. Ан, оказалось – оживленное совершенство.

Большое счастье большого художника подпортила только одна маленькая деталь: Галатея начала разговаривать.

Из непроверенных источников

Гадкие, пошлые аэды утверждали насчет этой истории, что…

Отсюда пошло выражение «строгать детей» («Милыыыый, вернись в спальню, это совсем не лобзиком делается!»).Остаток дней своих Пигмалион молил Афродиту лишить Галатею голоса. Афродита не отзывалась, отзывался Танат, предлагал помочь… Пигмалион вздыхал и не рисковал.Сказку о Пиноккио Карло Коллоди содрал с античности. Хотя и перестроил по своим странным вкусам: была – красивая девушка из слоновой кости, стал – врущий мальчик из полена… ах, итальянцы…

Эллада вообще была местом суровым – этакий Челябинск древнего мира. Поэтому транспортные проблемы тоже были суровыми – и не очень-то отличались от современных: овес в третий раз за год подорожал; на дорогах разбойники с дубинками в кустах прячутся; у соседа мерина угнали; у правой пристяжной явно чего-то внутри барахлит, судя по выхлопу… ПДД и штрафы были под стать грекам: подрезал водятла на дороге – получил копье в виде претензии в спину.