Борис Леонтьев - Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера

За то время, покуда немногочисленный советский маклериат стекался во Внешторг, Аркадий Борисович из обыкновенного уголовника стал коммунистом. В свое время сей уголовник вместе c "подзащитным" Корейко организовал на Сретенском бульваре промысловую лжеартель химических продуктов "Реванш". В артели Аркадий Борисович работал не покладая рук и c бесконечным терпением: заключал c банком кредитный договор и, получив ссуду для расширения производства, бежал на черную биржу; в трестах выбивал химпродукты, а выбив, продавал их на госзаводы. В один прекрасный день февраля 1922 года промысловая артель лопнула, как мыльный пузырь, но компаньоны заработали по миллиону рублей. День-деньской Аркадий Борисович ишачил на Александра Ивановича Корейко и доишачился до того, что скопил себе неплохое состояние, успокоился, и 21 января 1924 года поступил на службу, стал заметным активистом, которого взял на заметку управляющий подотделом сбыта Необходимцев Константин Николаевич.

Товарищ Необходимцев был тот еще жук, и по части государственных хищений Корейко и Оконников ему и в подметки не годились. Если у Оконникова был только один счет за границей, а у Корейко счетов вообще не было, то у товарища Необходимцева имелось пять счетов в швейцарских банках, один - в банке "Лионский кредит" и довольно прибыльная компания в Монтевидео.

- Деньги - это маленькие кусочки бумаги, c помощью которых можно делать большую игру, - часто говорил Константин Николаевич своему помощнику, даже не подозревая, что эти слова принадлежат французскому аферисту Сержу-Александру Ставискому.

Необходимцев, как и Оконников и Корейко, в лучших своих снах видел триумфальный возврат капитализма. Тогда он учредит свой банк, которому уже придумал название - "Кредитное общество взаимных расчетов "Ваша удача". Однако удача c каждым днем все более отворачивалась от управляющего, градом сыпались бесчисленные инспекции, ревизии, поэтому все чаще он изрекал: "Нужно делать деньги сейчас, потом будет поздно! Не ровен час - когда и Внешторг закроют!" И смышленный помощник c ним полностью соглашался.

В отличие от оконниковской, джентльменской, физиономия Константина Николаевича была ослиной. Константин Николаевич уже как год вступил в тот возраст, когда человек начинает терять волосы, зубы и иллюзии. Может быть, поэтому его жизненым кредо и было "не поддаваться никаким фикциям". Управляющий подотделом сбыта, пятидесятилетний человек c морщинистым и желчно-неприятным лицом умел выдать серию льстивых улыбок, когда, по долгу службы, приходилось давать взятки тем, кто выше, при этом c языка срывалась отработанная фраза: "Никанор Никанорович, я готов перевести на ваш счет пятьсот рублей", и тут же он вручал деньги.

- Деньги надо показывать тогда, когда они привлекают других, но разве в этой проклятой богом стране их покажешь?!

И Необходимцев шел в Дом Госторга на Мясницкой и отоваривался в нем так, что приходилось ловить такси.

Двадцать девятого апреля, утром, в половине десятого, в полном табачного дыма, кабинете управляющего подотделом сбыта раздраженно зазвонил телефон.

- Необходимцев у аппарата, - c достоинством проговорил Константин Николаевич.

- Аркадия Борисовича, - попросила трубка.

- Тут вас спрашивают, - передавая трубку Оконникову, тихо сказал Необходимцев.

- Меня? - c удивлением поднял брови Оконников.

- Да, вас, - подтвердил Необходимцев.

- Оконников у аппарата!

- Здравствуйте, Аркадий Борисович! - чеканно поздоровалась трубка и представилась: - C вами говорит Александр Иванович.

- Александр Иванович? Вы в Москве? - взволнованно откликнулся Оконников.

- Мы могли бы встретиться?

- Вы где сейчас?

- Мы остановились в "Метрополе".

- Мы?

- Я вам при встрече объясню. Жду вас на Арбате в "Праге".

- Выезжаю немедленно!

Еще не успокоился потревоженный телефон, чем-то внутри позвякивая и не исчезло туманное пятно на трубке, а Аркадий Борисович уже понял, что затевается новое дельце, да не простое дельце, а дельце c большой прибылью и, наверняка, валютной.

"Вот так дела! - стукнуло в его черепе. - Корейко-то в Москве!"

- Кто звонил, Аркадий? - спросил Необходимцев.

- Звонили деньги.

- Кто, кто?

- Я потом...

- Опять явишься на службу c крупным опозданием?

Вопрос повис в воздухе. Телефон опять зазвонил. Аркадий Борисович машинально ухватился за трубку и, крикнув в нее: "Позвоните завтра, сегодня все будут заняты!", кинулся в нехарактерной для него манере к блестящей дверной ручке, нервно потряс ее, открыл дверь, бросил управляющему "простите", пронесся мимо двери c надписью "Наркомвнешторг", налетел на личную секретаршу товарища Микояна, легким аллюром проскакал по коридору до лестничной клетки, покатил по лестнице и вихрем пролетел четыре мраморных марша, следуя причудливым заворотам внешторговских коридоров. Затем он ворвался в гардеробную, набросил на плечи макинтош и выбежал на улицу. Здесь он остановился, посмотрел направо, налево, и, переведя дыхание, во все горло возопил:

- Извозчик!

Нелишне будет сказать, что за минуту до этого, из Большого Харитоньевского переулка бешено вырвалась пролетка, запряженная кудлатой деревенской лошадкой. Извозчик, взмахивая кнутом и крича: "Посторонись!", гнал клячу вперед, наполняя экипажным грохотом Чистопрудный бульвар. В тот самый момент, когда раздался очередной удар кнута, случилась оказия: пронесшаяся мимо Аркадия Борисовича пролетка обрызгала фасад его шикарного английского костюма.

- Сволочь дерзкая! - взвизгнул Аркадий Борисович, вытирая брюки.

После случившегося нанимать извозчика пропала всякая охота, садиться в битком набитую "аннушку" было неудобно, поэтому на встречу он отправился в пешем порядке.

Москва кипела предстоящим Первомаем. По обеим сторонам Мясницкой текли комсомольцы и активисты, бронеподростки и служащие, да и мало ли кто еще там тек или же хлопал глазами главное было в том, что на лицах граждан сияли предпраздничные улыбки, и разве что маленькие деревянные торговые палатки напоминали о гнилом старом режиме. Рядом c палатками, голубой кафельной молочной и квасной будкой властвовали, точно свиньи в апельсинах, немые витрины госторгов. Витрины были пусты - по той простой причине, что помогать покупателю увидеть товары, которые и без того раскупались, не имело никакого смысла.

Пока Аркадий Борисович шел по Мясницкой и чихал от тухлого запаха, исходящего от диетической столовой, расположенной в начале Кривоколенного переулка, его будущие компаньоны прогулялись по Александровскому саду и уже подходили к Арбатской площади, где красовалась "Прага" - лучшее место в Москве, как считал Бендер.

Подойдя к двери, Остап поправил галстук, костяшками пальцев постучал в стекло. Дверь открылась. Не говоря ни слова, Бендер принял важный вид, жестом отодвинул мощную фигуру бородатого швейцара и прошел внутрь.