Олег Синельник - Мандрапапупа, или Тропами падших комет. Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного

Он глубоко затянулся и выдохнул одно за другим несколько облачков, которые медленно поднялись вверх и растворились в волнах дымного ковра, скрывавшего потолок.

– Ну, пока что я делаю картины для выставки, – неуверенно ответил я.

– Очевидно вам не лень тратить драгоценное время на такую безделицу? – поинтересовался мой собеседник и продолжил назидательным тоном. – Запомните: выставляться – недостойно, молодой человек. Достойный должен работать. А выставка – это проявление слабости…

– Кофейников, что вы, ей-богу, напали на парня? – вступился за меня рыжеволосый альбинос, сидевший на диване и говоривший с сильным прибалтийским акцентом. – Человек у нас впервые, будьте к нему снисходительны и по-христиански добродетельны.

Костлявый сделал в сторону говорившего небрежное движение своей длинной паучьей кистью, будто хотел стряхнуть с неё паутину.

– Рекомендую: наш добродетельный отщепенец…

– Я вам вынужден снова повторять, что моя фамилия произносится не так, она Отче́пенис, ударение на втором слоге, – прошипел гость, становясь красен, аки долг платежом.

Костлявый пропустил эту фразу мимо ушей и продолжал:

– Если бы наш Отщепе́нис во время обучения на своём теологическом факультете не поленился ознакомиться с трудами блаженного мученика Ругопса, то ему бы и в голову не пришло упоминать здесь о добродетели.

– Ознакомлен не хуже вашего! – запальчиво воскликнул Отчепенис.

– Весьма похвально, отче Пенис, – с подлой улыбочкой произнёс костлявый. – Ругопс в переводе с латыни – «морщинистая морда». Это название динозавра, останки которого были откопаны в нигерийских песках. Не быть вам капелланом даже в Нигерии.

Прибалтийский альбинос сжал кулаки и побагровел, как хамелеон – под цвет ковра. Салтыков усмехнулся и щёлкнул зажигалкой. Стожар достал из-под стола новую бутылку. На этот раз «Экстру».

– Кстати, можешь курить, – сказал он мне.

– Я не курю.

– Комната тебя приняла.

Не зная, как истолковать его последние слова, я потянулся за лежавшей на столе пачкой «Мarlboro». Если уж начинать плохое, то хорошо бы с чего-то получше.

– Можно вашего огоньку? – спросил я Салтыкова.

– Светоч? – удивлённо сказал генерал, поглядев на присутствующих. Но те ничего не ответили, продолжая наблюдать за происходящим.

– Знаете, что общего между Икаром и Прометеем, хотя первый был сыном рабыни, а второй титаном? – спросил генерал, протягивая мне горящую зажигалку.

В распахнутое окно влетел пылающий мотылёк и, моментально обратившись в пепел, осыпался на стол, за которым сидел Стожар.

– Огненное посвящение… – озадаченно промолвил Салтыков, не дав прикурить. Он тут же погасил свою элегантную янтарную зажигалку и спрятал её в боковой карман прожжённого пиджака.

Присутствующие допили «Экстру» в полном молчании, теперь уже ничего не выплёскивая на ковёр, и быстро разошлись, не прощаясь, не глядя друг другу в глаза.

– Что это было? – спросил я Стожара, когда мы покинули салтыковский дом и шли вдоль тюремной стены.

– Видишь ли, Лев… О, Кочерга вернулся! Пойдём поздороваемся.

И действительно, из распахнутой двери трансформаторной будки, в которой обитал Кочерга, доносился громкий голос хозяина, чьи-то голоса поглуше и звяканье посуды. Очевидно, начинался очередной «симпозиум».

Время от времени Володя устраивал в своей обители нечто вроде философского салона. Выглядело это так: приглашённые, в перерывах между возлияниями и обсуждением местных сплетен, разражались речами разной степени дикости. Те же, кому сказать было нечего, с серьёзным видом кивали выступавшим – дескать, одобряем ход вашей мысли.

Когда мы подошли ближе, стало ясно, что этим вечером обитатель трансформаторной будки явно в ударе.

– Я тут на днях допытывался у вашего Краеведа, а он озадаченно морщил лоб и пожимал плечами, – пыхая «Беломором» повествовал улыбающийся Кочерга, – будучи не в состоянии дать квалифицированный ответ о скопище тайн и загадок, каковым является чёртово колесо, вращающееся в так называемом Горсаду нашего славного Чернигова. А может следовало поставить вопрос шире: в чём заключается главная тайна всех чёртовых колёс? Согласны?

Гости дружно закивали.

– Вы ведь, надеюсь, в курсе, – вёл он дальше, – что эпоха Великой Магии началась в 1892-м году, когда Сэмюэль Мазерс объявил, что связь с «Тайными владыками» установлена, и создал орден «Золотая Заря», который впоследствии стал источником представлений о магии, ритуалах, алхимии, Таро и многом другом для таких направлений, как Нью Эйдж, Викка и Телема, идеи которых существенно повлияли на положение, в котором находится современный мир. Но вы, конечно, можете спросить: причём же здесь чёртовы колёса из наших, с детства любимых, парков развлечений?

Гости вновь принялись кивать, мол, да, конечно можем.

– Всё началось с того, что в 1893-м году инженер Джордж Феррис, один из участников питтсбургского отделения «Золотой Зари», построил для Всемирной выставки в Чикаго первое в мире колесо обозрения. Затем «колёса Ферриса» (так их до сих пор называют в западной индустрии аттракционов) вдруг начинают сотнями возникать по всему миру в качестве главной достопримечательности увеселительных парков. Интересная деталь: если раньше развлекательные аттракционы были частью бродячих цирков, то теперь для них создают стационарные парки, где бы вы думали? На месте старых кладбищ!

Поинтересуйтесь на досуге у наиболее пожилых местных старожилов: что раньше было там, где в советское время возводили качели-карусели, так называемые «комнаты смеха» и прочие источники странного веселья. В подавляющем большинстве случаев под аттракционами либо древние погребения, либо захоронения периода Второй мировой, либо чумные ямы, либо рвы, в которых сжигали больной скот. Реже – языческие капища или рощи, считавшиеся у наших предков священными. Чем обусловлен столь необычный выбор мест? Ответ начну издалека.

В средние века пристанищами потусторонних сил и точками, в которых перекрещивались пути путешествующих по мирам и измерениям, служили мельницы. Для успешного выполнения таким объектом его мистических функций, при начале строительства под фундамент могли зарыть живого черного петуха. Бывало, брали корову или свинью, на которых налагали словесное клеймо – «зарок». Число жертв сообразовывалось с размерами мельницы. Поэтому иногда приходилось класть «зарок» сразу на нескольких животных. Ходили слухи, что мельники, желая задобрить духов, «зарекали» неугодных им людей. В специфических случаях вместо живого существа использовали лошадиный череп, что позднее нашло отражение в жутковатой народной сказке про кобылью голову, исполняющую желания.