Олег Синельник - Мандрапапупа, или Тропами падших комет. Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного

Я поинтересовался, не было ли замечено других откровений на корме быстроногой Жопунцель.

– Большую часть ярлыка занимало четвёртое и, пожалуй, главное слово – «Wonderwalker». Однако, думаю, оно не столько относится к твоим нынешним опытам, сколько возвещает о будущем, а попутно намекает на чудеса грядущего загула, – задумчиво произнёс Стожар.

Впереди маячил знаменитый, отбеленный ЖЭКом и стихиями, Слоник, изначально бывший зелёного цвета, а между нами именовавшийся Зелёным в память о таинственном проводнике суфиев, с которым ожидавший нас художник Кочерга коротко беседовал в марте 1998 года, близ левого уха кафе «У хобота»…

На ближних подступах к импровизированному кафе, в которое тайнопойцы превратили бетонного Слоника, стало ясно, что у его левого уха, служившего одновременно столиком и барьером для дискуссий, разгорается одна из них. В ролях антагонистов выступали художник Кочерга и дядя Олег Колокольников, он же Кот Зелёный. Судя по валявшимся у слоновьей ноги двум пустым бутылкам «Долины смерти» (так мы называли сверхдешёвое креплёное «Альминская долина») и двум открытым, к которым спорщики периодически прикладывались, отхлёбывая прямо из горлышек, градус диспута неуклонно нарастал.

– Что такое эта твоя Кали-юга? – пафосно вопрошал Кот. – Новодворская с ваджрой или донья Соледад, выбившая все витражи в храмах Девы Гваделупской и укравшая все свечи? Да её не существует! Что ты подразумеваешь под этим словом, кроме кала южинских шизоидов? А я скажу, что! Если я вместо того, чтобы заниматься оперативной алхимией каждый вечер, начну у себя в квартире вслух читать Генона, у меня настанет Кали-юга. Если вместо сортира я стану, подобно Адмиралу, мочиться на избранных учеников, у них в головах начнётся Кали-юга. Следовательно, Кали-юга не в клозетах, а в головах! Когда эти геноны кричат «Кали-юга!" – я смеюсь! Клянусь, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен взять томик «Кризиса современного мира» и лупить им себя по затылку! И вот, когда они вылупят из себя всякие контринициации и займутся чисткой кармы – прямым своим делом, – Кали-юга исчезнет сама собой!

Я и Стожар подошли ближе, короткими кивками приветствуя оппонентов. Кот налил из своей бутылки в два пластиковых стаканчика и подал нам. Все четверо дружно употребили адское зелье и на несколько секунд воцарилось молчание. Кочерга достал свой любимый «Беломор», закурил и продолжил разговор.

– В одном я охотно с тобой соглашусь, Зелёный. – начал он. – Вся эта мистическая муть – типично женские загоны. Нормальному бродяге не нужна никакая система, перманентно пинающая сапогом под зад. Хотя, если взять тот же совдеп, то до недавнего времени он был, пожалуй, единственным на свете государством-атанором, уникальный герметизм которого позволял вопреки системе проявляться тем силам, которые в других частях так называемого «цивилизованного» мира встречаются лишь в кино.

– Этот, как ты говоришь, герметизм обусловило, помимо политики государства, ещё кое-что. Не будем забывать о весьма приличном, по сравнению с «цивилизованными» антиподами, уровне нравственности и крайне слабой технизации, – сказал Стожар, открывая один из принесённых нами снарядов «Экстры».

– Да, согласен. Взять, например, воздушные или автоперевозки, объём которых был относительно высок лишь в столичных ареалах обитания. О глубинке и говорить нечего – вровень с третьими странами и даже ниже. Отсюда минимальная загрязнённость большей части территорий, низкий уровень освоения загородной среды, отсутствие классического буржуазного пригорода. Деструктивное влияние техногенных факторов сильнее всего сказывалось в крупных очагах промышленного производства. К счастью, их мощность долгое время оставалась недостаточной для того, чтобы негативно влиять на ситуацию в масштабах страны. А подавляющее большинство населённых пунктов по сей день окружает дикая природа. Куча её элементов даже внутри мегаполиса считается нормой.

Дальше. Информационные технологии, как при царе Горохе. Всего три (а чаще два) действующих канала в телевизоре. Ничтожно малое число коротковолновых передатчиков. То есть эфир был, практически, чист. Да что там говорить, когда у нас деревянные счёты и перья с чернильницами всё ещё используют – сейчас, в конце XX-го века! При этом, огромное количество продуктов и вещей делалось исключительно из природных материалов. А вспомните оконные рамы, которые строители не заботились подогнать, чтоб не сквозили или фанерные двери подъездов, которые никто не думал запирать на замок…

– Это-то здесь причём? – удивлённо спросил я.

Присутствующие переглянулись, но мне никто не ответил. Кот пополнил опустевшие стаканчики и принялся внимательно изучать этикетку на бутылке. Гога с озабоченным видом выдирал из пачки сигарету. Кочерга некоторое время провожал взглядом проезжающие машины, затем сказал:

– И добавьте сюда ещё три немаловажных обстоятельства. Во-первых, высокий уровень страха к представителям власти. Одним из положительных следствий чего был, между прочим, почти образцовый порядок на улицах любого населённого пункта, за исключением дней крупных государственных праздников. Во-вторых, относительно лёгкая доступность препаратов с желаемыми спецэффектами. А в-третьих, фактически нулевое влияние на общество служителей аврамических культов. Что я забыл?

– Дешевизна, – подсказал Зелёный.

– Точно! Неприхотливый мог вполне сносно жить, числясь каким-нибудь сторожем и получая стандартный мизер. Поездки, товары первой необходимости, лекарства, книги и так далее – всё это было в разы дешевле, чем нынче. Для пытливого искателя и практика ситуация, близкая к идеальной, – подвёл итог Кочерга.

– Выходит, кабы не совок, то с Хидром бы твоя дорожка не пересеклась? – спросил Стожар.

– Не только поэтому, но, вообще-то, да. Я теперь, считай, одной ногой прошёл альбедо, другой на финишном пути к ребису, – сказал Кочерга и оба расхохотались.

– Ну, насчёт влияния и культов я бы не был столь категоричен, – вкрадчиво начал Кот Зелёный, жестом показывая Стожару на свой стакан, и Макарыч с готовностью плеснул туда из початой бутылки. – В силу указанного тобой обстоятельства связь с незримым сохранялась в каждой семье. Не ведая о том, её поддерживали даже самые неверующие. Ведь атеистические иконы были у всех. Есть они и сейчас. Зайди наугад в любую квартиру и увидишь.

Все вопросительно посмотрели на рассказчика. А он обвёл нас своим неподражаемым, мутным и насмешливым дионисийским взглядом, затем медленно выпил содержимое стакана, плавно выдохнул и произнёс:

– Здоровый сон детёнышей советского человека во многом обуславливало то, что почти у всех малышей в непосредственной поблизости от лежбища имелось чудесное снотворное. Если по каким-либо причинам сновидение не спешило вступать в свои права, указанное средство срабатывало автоматически, притягивая взгляд бодрствующего, дабы тот погружался в путешествие безграничными лабиринтами ковра, где каждая завитушка таила в себе загадку, которую страстно хотелось разгадать. Подобное практиковали также взрослые. И невдомёк им, что в причудливых узорах, созданных коллективом неведомых авторов и механизмов, заключено бесчисленное количество рассказов. Есть там истории о рождении, жизни и смерти далёких звёзд, тысячелетиями ведущих войну за право познать кристаллические измерения Универсума, тайной проекцией которых располагает единственное в нашей Галактике уникальнейшее подземное царство Земли; о безответной любви структур ДНК к органическим молекулам, составляющим основу кремниевых форм жизни, ошибочно принимаемых людьми за мёртвые статуи, заставшие времена формирования нейронных связей в мозгу Первочеловека; о переходах между мирами, внезапно открывающихся в хаосмосе при состязаниях богов в искусствах битвы, танца и кулинарии; о мистериях алхимической возгонки градусов, трансформируемых хоралами небесных светил в субстанцию Anima Mundi и о многом-многом другом, до поры скрытом от людских глаз и время от времени приоткрываемом во снах…