Олег Синельник - Мандрапапупа, или Тропами падших комет. Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного

– Хочу уточнить насчёт созерцавших изнанку, – заявил Стожар.

– Погодите, – перебил я его. – Значит вы утверждаете, что повальная тяга советского народа к обволакиванию своих жилищ разнообразными ковровыми изделиями имеет под собой сугубо мистическую подоплёку?

– Всяческая мистика, – с улыбкой молвил Зелёный, – как недавно отметил твой коллега Кочерга, проходит по ведомству так называемых женских загонов. Мы же предпочитаем оперировать категорией чуда. Вот, допустим, гравитация – не чудо ли? Воистину. Ибо возникла чудесным образом, что доказано наукой. Согласно закону Ньютона-Дарвина, давным-давно, когда яблони хаотично расшвыривали яблоки в радиусе 3—5 километров, потомство давали только плоды, упавшие на поверхность Земли. Из-за этого планете потребовались миллионы лет естественного отбора и эволюции, чтобы развить гравитацию.

– Но кому и зачем понадобилось, чтобы бесполезные пылесборники и рассадники моли обрели такую популярность среди аборигенов? – не унимался я, и эта горячность объяснима: мне в ту пору было всего 28, а на дворе стоял 1998-й год.

– Времена меняются. – загадочно изрёк Колокольников. – Раньше правили Меровинги, затем воцарились Каролинги, следом пришли Капетинги, хотя и ненадолго. А теперь грядут Карпетинги от англо-французского «carpet», то есть «люди ковра».

– Ковёрные, – хохотнул Стожар.

– Можно и так сказать, – улыбнулся Кот. – Как ни странно, а вот именно таким образом, благодаря непрерывному влиянию сочетаний сакральных узоров на подсознательные импульсы, закладывают основы для формирования и селекции будущих представителей властной элиты. Или ты думаешь, что эта тема возникла в «Большом Лебовски» так же «случайно», как и массовое стремление отличниц, в особенности золотых медалисток, к съёмкам неглиже на фоне тканых домашних мандал? А если копнуть глубже и вспомнить о коврах-самолётах…

К сожалению, дальнейшие разговоры пресёк неожиданно возникший тогда милицейский патруль, инкриминировавший участникам дискуссии распитие в общественном месте. В результате тема ковров-самолётов осталась нераскрытой и по сию пору трепещет там, где мы её оставили – в наполнившем левое ухо Слоника морозном мартовском воздухе.

Ранним утром 14 апреля я зашёл поздравить наставника с Днём рождения, надеясь застать титана и Прометея нашего андеграунда ещё тёплым до того как в мастерскую нагрянут его кореша – ветераны незримой армии Диониса, чёрные полковники Запойно-Убойных Сил, – и нанесут непоправимый удар вежливости в область коллективно-бессознательного архетипа прометеевой печени.

Григорий Макарыч оказался теплее, чем предполагалось, ибо отмечать начал загодя. Впрочем, в его облике и поведении, как всегда, никаких перемен заметно не было. Лишь спиритуозные миазмы, исходившие в то утро от мастера, пропитывавшие мастерскую и прилегающее к ней пространство коридора, электризировали атмосферу духом надвигающегося праздника.

Я вручил ему подарок – специально к сегодняшнему дню нарисованную в примитивистской манере картинку «Пир пяти мастеров». На её создание меня вдохновили слова человека, с которым уважаемому читателю вскоре предстоит познакомиться ближе. Друзья звали его Дуда и вот каким мнением он с ними однажды поделился:

– Если бы меня спросили, как я представляю себе идеальную жизнь, я бы ответил, что за меня всё давно придумал Нико Пиросмани. Он сказал, что представляет себе город типа Тифлиса, в центре которого стоит стол длиной примерно в километр. Причём еда и напитки на нем никогда не иссякают – ни днём, ни ночью. За столом сидят лучшие люди своего времени. И все пьют, закусывают и философствуют. Время от времени кто-то отправляется либо спать – благо кровати стоят рядом, либо творить – благо мольберты с чистыми холстами тоже стоят наготове. Порисовал, поспал – будь добр снова за стол, включайся в общую мистерию созидания. И так бесконечно…

Мой наставник почтительно принял пикчу, а рассмотрев повнимательней даже пожал руку. Его впечатлил расклад символов: стоящий где-то на природе длинный стол, за которым мастера то ли что-то празднуют, то ли проводят некий ритуал; на белой скатерти лежит здоровенная рыбина; под столом, как страж, притаился лохматый чёрный кот; в ночном небе пролетает комета; по краям композицию обрамляет раскрытый занавес, благодаря которому всё происходящее кажется театральной постановкой среди декораций. Ещё Стожару понравилось, что я изобразил сидящих с нами за столом дядю Яшу Беркута (тогда ещё живого) и покойного Максима Борисыча да плюс родившегося в один с Анисимычем день Леонардо да Винчи, который получился похож на «черниговского Диогена» Ярослава Брыкина.

Водрузив картинку на видное место, Стожар стал оглядываться по сторонам со словами:

– На такой подарок я просто обязан чем-то ответить. Что бы такого тебе подарить?.. О! Головной убор! Примешь?

Я было запротетстовал, но Стожар снял с вешалки свою кепку с надписью «NOMO 16», нахлобучил её мне на голову и сказал, как отрезал:

– Отказы не принимаются! Тем более, что эта штука не простая, а с историей. Сейчас окропим и я расскажу.

И, доставая из заветного шкафчика бутылку «Экстры», добавил, лукаво подмигнув:

– Подарок нужно обмыть, а то фарта не будет…

– Короче! – начал он, закуривая после первого стакана. – Ездил я в прошлом году на гастроли в Штаты. Ну, ты в курсе. Ребята из Нью-Орлеана, с которыми я сотрудничаю, устроили летом коллективную выставку. А на волне успеха решили провезти картины и нас, авторов, по городам Америки. Для саморекламы, конечно. Ну и чтобы своих художников предъявить общественности.

И вот бредём мы, разгильдяи, по Вашингтону, американские каникулы празднуем. У меня пива полная торба, у Миши – украинская «Перцовка», у Петра – джин, у других – виски, ириски, ну и так далее. Прём буром по какой-то авеню, ржём во весь голос, материмся, бухаем на ходу, косясь на полицию и обсуждая местных тёток. А в целом получается весьма бодрый и здоровый перфоманс.

И тут я вижу негра. Колоритный бугай. Нет, скорее даже бегемот. Пузо монументальное, как глобус Узбекистана, а рыло такое, что об него только поросят шестимесячных бить. Сидит этот мордоворот, весь в «Адидасе», и милостыню просит.

Подхожу к нему и думаю: мелочи не дам, а вот врезать с американским бомжарой – другое дело. Достаю из торбы банку пива, вручаю. Он ощерился во всю пасть:

– Сенькью сёр! Габлэсью!

Ага, думаю, ты от меня этими «сёрами» не отделаешься. Достаю вторую банку, открываю и говорю:

– Твоё здоровье, арап вашингтонский!

Чокнул его тару своей и тяну американское пивко, взглядом показывая, мол, не грей, дринкай!