Игорь Маслобойников - Ибо однажды придёт к тебе шуршик… Фэнтези времён плаща и шпаги

Собравшись с духом, катала вновь ринулся в бой, но, как и следовало ожидать, лишился шпаги во второй раз, а также получил царапину – клинок Халвуса рассек грудь, оставив не слишком опасную, но достаточно символичную рану, чтобы понять: он прекращает развлекаться.

– Чёрт! – вскрикнул игрок, глядя на окрасившуюся в пурпур рубашку.

Чужеземец же довольно взмахнул рукой, ибо сегодня импровизация его складывалась на редкость филигранно:

Остановившись у стойки, Халвус бросил трактирщику монету, и на столешнице тут же нарисовалась кружка янтарного пенистого. Опрокинув внутрь освежающий напиток, он продолжил декламацию, приглашающе разведя руки в стороны:

Взревев и выбросив тело в длинный выпад, шулер попробовал нанести удар, но устроитель поэтического вечера ловко увернулся, и шпага Никитича угодила прямёхонько в стеллаж полный бутылок. Зазвенело битое стекло. Загрохотали падающие полки. Трактирщик вовремя успел нырнуть под стойку, чтоб не быть нанизанным на острие разбушевавшегося пухляша, точно индюшка на вертел. Тогда Халвус прижал руку игрока к стойке и прошептал на ушко горе-вояке:

Казалось, чужеземец, стреляющий рифмой и фехтующий преотменно, дирижировал толстячком, точно кукловод, дёргающий марионетку за ниточки, а тот, вопреки всякому здравому смыслу раз за разом швырял себя по трактиру, ломая всё, что попадалось на пути, и ничего не мог с этим поделать. Очередной укол заставил лицо шулера Никитича побагроветь буквально, ибо шпага просто застряла под мышкой иностранца, и вырвать её совершенно не представлялось возможным, какие бы телодвижения он не производил.

Видя, что дело неумолимо движется к развязке, Будраш кивнул перепуганному трактирщику, и тот скрылся за дверьми подсобки.

Халвус же стал вдруг неимоверно серьёзен. Прежнюю иронию и весёлость, будто корова языком слизала. Глаза стали холодными и колючими, превратившись в два чёрных буравчика, а губы чеканно произнесли:

Острие клинка ткнулось в грудь каталы там, где билось совершенно испуганное сердце, и незадачливому гостю ничего не оставалось, как следить за губами, произносящими предсмертный приговор. Даже публика онемела в предчувствии безусловно эффектной, но очевидно трагической развязки.

– …вероятно, перед смертью должны произноситься другие слова, а не моё кощунственное стихосложение или тарабарщина, как вы изволили выразиться. Но ничего не поделаешь – вы были напористы, а, значит, я вынужден завершить… – Халвус окинул беглым взором окружающих и начал отсчёт:

Дальше, вероятно, случилось бы неизбежное, но тут двери таверны распахнулись с характерным грохотом: так входили только гвардейцы короля! Следом за ними появился офицер и гаркнул: «Шпаги в ножны!».

– Я вас убью, но позже, мой дружок… – шёпотом завершил Халвус строфу, опуская шпагу и вставая рядом с пухляшом, вздохнувшем в великом облегчении.

Офицер прошёл сквозь расступившуюся толпу и остановился перед конокрадом.

– Господа! – пристально глядя чужеземцу в глаза, произнёс офицер. – Приказываю сдать оружие и следовать за мной.

Шулер Никитич попытался оправдаться, стирая струящуюся из носа кровь, мол, вышло недоразумение, они, дескать, просто развлекались, но офицер перебил его:

– Разберёмся. Следуйте за мной.

Прежде, чем покинуть таверну «Чёрная каракатица», Халвус отвесил присутствующим благодарный поклон, и публика восторженно зааплодировала, ибо фехтовать, да ещё столь ловко обращаться с рифмой, такого они не то, что видеть, а и представить себе не могли.

Канцлер проводил арестованных взглядом и прежде, чем выйти через чёрный ход, бросил на стол монету. Монета, покружившись, легла орлом.

Канцлер нашёл того, кто ему был нужен…

Марго пришлось приложить немалые усилия, чтобы заглянуть внутрь гадальной комнаты, по которой гулял богатырский храп мадам Бурвилески. Сама тётушка возлежала на каменных плитах пола, с черпаком на груди и ногой, заброшенной на табурет, загораживая вход телесами. Стараясь проявить вежливость по отношению к родственнице, племянница осторожно сдвинула спящую дверью и протиснулась в образовавшуюся щель.

– Что это с ней? – шёпотом осведомилась она у шуршика, склоняясь над храпящей и наблюдая торчащую из шеи иголочку.

– Ничего страшного, – невозмутимо отозвался Маленький Бло. – Спит человек. Ночь на дворе… Это естественно! Не отвлекайся, мы спешим.

– Спит? – племянница осторожно извлекла оружие нейтрализации из шеи жертвы и вопросительно сунула иголочку в нос ушастому головорезу: – Что за дела? Мы так не договаривались!

– А чего ты шепчешь? – поинтересовался в ответ зверь. – Она всё равно нас не слышит. Кроме того, мы с тобой вообще ни о чём не договаривались… Или ты забыла?! – и он многозначительно махнул ушами, намекая на то, что совсем недавно его соратница уже поспешила с выводами. – Если бы ты была благоразумна, мне не пришлось бы прибегать к столь радикальным методам, а так как время непростительно потеряно, приходится идти напрямки.

– Хм, – недовольно хмыкнув, Марго брезгливо отбросила иголочку в сторону и пробормотала в сердцах: – Волосатый хмырёныш…

– Я всё слышу! – тут же отозвался Бло, с деловым видом обнюхивая комнату и добавляя невозмутимо: – У нас мало времени, ваше величество… Нужна книга!

Королева подошла к шкафчику, потрогала висячий замок и, прищурившись, заглянула в скважину. Замок оказался не из сложных! Она вынула из причёски булавку и, вслушиваясь в её движение, разомкнула дужку.

– Ого! Какие умелые ручки?! – констатировал черно-бурыш с озорной подковыркой.

– Пустяки, – грустно отмахнулась Маргоша, вспоминая времена, подёрнутые ностальгической дымкой. – Мы с Владиславом и не такое вытворяли в детстве.

Она вынула из шкафа увесистый фолиант в твёрдом кожаном переплёте, на котором было выгравировано крупным шрифтом на померанском наречии: