Игорь Маслобойников - Ибо однажды придёт к тебе шуршик… Фэнтези времён плаща и шпаги

Супчик, между тем, достал нож и, сдвинув брови, неуверенной походкой приближался к предмету своей алчной страсти. Переступив с ноги на ногу, лошадка завибрировала всем своим существом и недобро фыркнула. И чем ближе подходил неприятный человек, тем ниже опускалась её голова. Но как только вонючка оказался совсем близко, она взвилась на дыбы и с такой силой приложилась копытами в грудь чужака, что тот, пролетев несколько метров, тут же исчез в поглотившей его тьме.

Окончательно развязавшиеся поводья победоносно свесились, от чего к красавице вернулось утраченное чувство былой лёгкости, а самое главное: внутри огромного лошадиного сердца вновь вспыхнуло и обожгло кровь всепобеждающее пламя дикой, необузданной свободы. Она взвилась на дыбы, радостно заржала и, не обращая внимания на какие бы то ни было преграды, стремительно покинула двор трактира «Чёрная каракатица», растворившись в дурманящей синеве лунной ночи.

Любимица Крошки Пэка, наконец-то, была свободна и теперь твёрдо знала путь к дому, где ей непременно будут рады…

В которой повествуется о последних месяцах перед наступлением Великой Мглы, сошедшей на мир в конце царствования короля Владислава, человека и властелина, достойного во всех отношениях того, чтобы быть упомянутым в летописи нашей, сыне его Ярике и Иринке, будущей жене королевича, а также кольце шуршиков, коему предстоит появиться впервые, дабы впоследствии совершить своё маленькое, но эпохальное дело.

«Повесть о смутных временах»

В авторстве Тихого Тука из племени

«Рыжих одуванчиков»

«Умереть за любовь не сложно. Сложно найти

любовь, за которую стоит умереть.»

Фредерик Бегбедер

«Идеаль», 2007 год

Девять месяцев пролетели, как один день. Последние девять месяцев безоблачного счастья завершались боем колоколов на главной городской площади. Огромное людское море волновалось пред распахнутыми воротами собора святых Петра и Павла, где отец Михаил – митрополит Широкороссии – опускал младенца в купель со святой водой. Малыш непонимающе озирался по сторонам и сосал палец, размахивая голыми ножками. На него испуганно смотрели два других детских глаза, принадлежащие девочке того же возраста, которая, догадываясь, что и её ожидает та же участь, смотрела на сверстника с тяжёлой серьёзностью и завидовала его стойкости. Но, когда пацанёнка опустили, наконец, в воду, и он расплакался, кроха заключила, что предстоящее – дело не из приятных, и поспешила описаться, выразив, тем самым, очевидный протест против происходящего, поддержав собрата в купели криком солидарности.

– Нарекаю тебя Ярославом… – басил митрополит Михаил, окуная младенца в купель. – Во имя отца, сына и святого духа. Аминь!

Наконец, Ярослав оказался в заботливых руках матери – королевы Ольги, его обернули мягкой шёлковой тканью, и он затих, сунув в рот любимый палец. Теперь он наблюдал за существом похожим на него, которого подвергали той же экзекуции.

– Нарекаю тебя Ириной… Во имя отца, сына и святого духа. Аминь!

Вода произвела на Иринку совершенно иное впечатление. В принципе, ей понравилось. Из чего девчушка сделала первый в своей жизни вывод: что не нравится одному, не обязательно не понравится другому. Впрочем, она только появилась на свет, потому с нашей стороны было бы весьма опрометчиво утверждать, что очаровательная пампушечка подумала именно так, но одно можно было сказать наверняка: именно здесь, в соборе святых Петра и Павла впервые встретились наши главные герои – Иринка и Ярослав. Юная барышня была дочерью Даниила и Анны, капризный же отрок, как вы уже догадались – сыном Владислава и Ольги. Таким образом, первая брачная ночь не прошла бесследно ни для кого, даже для королевы Марго, переступившей через гордость и заключившей союз с шуршиком.

Когда обе супружеские четы появились на ступенях собора, счастливые, с растерянными пупсами на руках, вместе с боем соборных колоколов в небо взметнулись шапки тех, у кого они были, остальные вскинули руки, кто-то одобрительно присвистнул, кто-то зааплодировал, и раздались дружные крики: «Поздравляем! Счастья! Здоровья!». Одним словом, гул всеобщего ликования прокатился по плотному человеческому морю, заставив сорваться в небо десятки больших и малых птиц, огласивших площадь хлопаньем крыльев. Иринка довольно захихикала, не в пример Ярику, который захныкал, но был вовремя успокоен любимой соской, ловко вставленной Анной, всегда готовой к самым нежелательным крайностям.

Канцлер Будраш сидел в полумраке кареты и, отогнув край занавеси, мрачно взирал на счастливых родителей, когда дверца приоткрылась, и в салон заглянул Халвус. Советник приглашающее кивнул ему, и недавний конокрад резво опустился напротив своего господина, выждал, пока тот, вновь не обернётся к нему, и лишь затем заговорщически произнёс:

– Всё готово, Ваше Сиятельство. С Даниилом можно решить хоть сейчас.

Будраш кивнул, раздумывая над услышанным, затем, смерив счастливого соперника, целующего на лестнице храма красавицу жену, мрачным взглядом, покачал головой:

– Повременим. Анна должна прийти ко мне, и прийти сама. Вот деньги, – он вынул из-за пазухи увесистый кошель и швырнул Халвусу. – И помни: ни одна живая душа ничего не должна знать.

– Слушаюсь, Ваше Сиятельство! – отчеканил наёмник, подбросил кошель, проверяя его увесистость, и покинул карету.

Тайный советник вновь отогнул уголок занавеси, но счастливых пар на ступенях собора уже не было. Золочёная карета, украшенная по случаю крестин цветами и шёлковыми лентами, с лакеями в белоснежных париках и ливреях, стоящих на закорках, уже увозила два довольных семейства во дворец, увлекая за собой толпу, которая справедливо полагала, что без угощения в этот тёплый майский день не останется. Приоткрыв дверцу, Будраш крикнул извозчику, чтобы ехал следом, и с убитым видом откинулся на спинку сидения. Ему всё ещё было больно… Даже девять месяцев спустя, он никак не мог вытравить волнующий образ Анны из пылающего ревностью сердца.

Ночь дырявили гулкие шаги. Четверо гвардейцев, возглавляемые офицером, в свете факелов приближались к дому премьер-министра Широкороссии, распугивая случайных прохожих, которые тут же прятались в тени домов.