Тамерлан Каретин - Жизнь продолжается. Сборник рассказов

«Надо поспать, завтра будет жопа…» – мелькнула и растворилась в уставшей голове мысль. Так я и оказался в первой роте закрытого военного городка. Здесь солдатики проходили полгода «учебку», после чего большинство отправляли служить в другие части, разбросанные по всем отдаленным уголкам нашей необъятной Родины.

Так я и ушел из дома в неизвестность гражданским человеком, а проснулся на следующее утро защитником Отечества. Не имеет смысла рассказывать про все нюансы армейской жизни. Большинству людей об этом и так известно. Написано много книг, снята куча фильмов, прочувствовано, в конце концов, на собственном опыте. Это неинтересно и непонятно человеку, не прошедшему эту школу жизни, а побывавшему там – ностальгически приятно. Приятнее всего, что все это наконец-то закончилось.

«О чем еще общаются старые друзья при встрече? Кто какую бабу трахнул, кто какое пиво выпил и об армии…» – произнес однажды один офицер во время торжественного мероприятия перед самым дембелем (увы, это будет еще не скоро). И спустя много лет я поражаюсь грубой и быдловатой точности произнесенных им слов.

Но в этой истории я хотел бы коснуться лишь некоторых, показавшихся мне наиболее забавными эпизодов. Хотя человек, незнакомый с армейской жизнью, окажется иного мнения. Ему это покажется странным и дебильным, но уж точно не забавным. Жизнь в армии открывает много чего интересного, сразу становится видно, кто из окружающих что из себя представляет. Здесь людям становится тяжело носить маски дружелюбия и лицемерия, так прижившиеся в обыденной гражданской жизни. Суровые условия создают благоприятную атмосферу для всех внутренних демонов каждого, которые так и норовят вырваться наружу, потому что быть правильным и добрым всегда сложнее. Если тебя опустили в грязь, гораздо легче дальше жить свиньей, чем сохранить человечность и отмыться. Тяжелые условия и страхи делают людей прозрачными, их становится видно насквозь, но самое главное, если не закрывать на все глаза, то становится понятным, что собой представляешь ты сам. И тут важно не испугаться.

О, как спокойно и прекрасно я жил раньше…

В первое утро с криками и орами мы совершили наш первый армейский подъем. Кто не успел быстро соскочить с кровати, оказался на полу вместе с этой самой кроватью. Такой вот перевертыш. После хаотичного и беспорядочного передвижения нас построили, посчитали, а дальше все дружно и весело отправились на пробежку. Бегать в легких кроссовках – это своего рода удовольствие. Пробежка в жестких новых кожаных берцах с наспех намотанными неопытной рукой на ноги портянками была мукой. Выданные в военкомате носки с утра сразу же забрали, поскольку в армии все должно быть однообразно (и безобразно), а носки оказались только у нас, прибывших накануне. Все остальные благополучно использовали вместо них тряпки, которые выглядели старше меня. Нам один раз быстро показали, как их наматывать и, посчитав это достаточным, отправили бегать. Каждый оберегал свои ноги, как мог, но на первой утренней пробежке спасти их от мозолей просто невозможно. К окончанию зарядки многие хромали, а ноги истерлись до крови.

По возвращении с улицы солдаты умылись, да так быстро, что я успел лишь сходить в туалет мельком взглянуть, как умываются другие. Так же, как и я, в принципе, мог бы… В первые дни на все времени категорически не хватало и приходилось выбирать – туалет или умывальник. Организму требовалось время, чтобы перестроить внутренние часы и настроиться на режим. Кто-то быстро привыкает, кто-то медленнее, у кого-то данный процесс сопровождается быстрым сжиганием накопленных дома на диване жиров и удивительным похудением, но со временем втянутся все. Это можно сказать со стопроцентной уверенностью.

Дальше сержанты стали распределять людей по взводам. Каждый из них пытался выбрать себе наиболее полезных и соображающих ребят (шаристых). Определить это с первого взгляда довольно тяжело, но брать в свой взвод потенциальных будущих «залетчиков» и «затупков» никто не хотел, а пришлось. Особым спросом пользовались люди, обладающие полезной в этих условиях специальностью. Парикмахеры, повара и врачи сразу были нарасхват. Причем необязательно было владеть профессией. Достаточно было сказать: могу, умею, сделаю. Так, рядом стоящий со мной новобранец, с которым мы вместе ехали в электричке, заикнулся, что в детстве играл на пианино.

– О, музыкант. Отлично, музыканта нам как раз и не хватает, вот тебе инструмент, – сказал низкого роста и с наглым взглядом младший сержант и, засунув под кровать руку, достал оттуда пыльный дырявый барабан.

– Но ведь он порван, нужно заменить полотно, – удивился солдатик, крутя первый раз в жизни в руках инструмент со сквозным отверстием в полотне размером с апельсин.

– Полотно… хм-м-м… вряд ли… ты же в армии, вот обклеить альбомный листок скотчем и обтянуть им барабан – это да! Осталось только найти листок и скотч. Ну, это уже твои проблемы, завтра рота идет в столовую под барабанный стук. Ясно? – объяснил ему грубым и басистым голосом дальнейшие действия подошедший старшина.

Вот так юный пианист и стал неплохим барабанщиком. И благополучно стучал в барабан под дружный топот сотен солдат целый год.

Старшиной в этой роте оказался такой же солдат срочной службы, как и мы, только на призыв постарше, они менялись здесь каждые полгода совместно со всем сержантским составом. А для того, чтобы стать настоящим старшиной, истинным, тем, про которого сочинены тысячи армейских анекдотов, нужно было врожденное призвание. Такими людьми не становятся, ими рождаются. А еще – склад ума, характера, большой стаж и погоны прапорщика. Без этого никак. С такими людьми мы обязательно познакомимся, но чуточку позже.

На завтрак в столовой давали кашу, масло, хлеб и какой-то мутный напиток, который повара почему-то называли «кофе», хотя я не заметил между ними ни единой общей черты, даже самого крошечного сходства. Ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Привыкнуть в местной еде получилось не сразу, она оказалась немного приятнее, чем на распределительном пункте. Немного, но все же. Только через месяц службы все, чем кормили в столовой, начало казаться действительно вкусным. Будто повара издевались над новобранцами, положив в первый день самую пресную и безвкусную еду, но постепенно с каждым днем добавляя в нее специи и приправы.

В ответ на мое негромкое предложение помыть перед завтраком руки прозвучал ответ, запомнившийся мне до конца службы:

– Зачем их мыть, есть же идем? Там на ваши руки смотреть никто не будет.

«Ясно», – подумал я.

На ужин были куриный плов, яйцо, хлеб и чай. Напротив меня за столом сел высокого роста новобранец, звали его Игорь. Спустя несколько секунд трапезы раздался странный хруст. За столом сидело еще пятеро, и все в один миг остановились и уставились на источник звука – Игоря. Он сквозь боль попытался улыбнуться, не открывая рта. Никто до конца так и не понимал, что произошло и что за страшный звук ломающихся костей нарушил мерное чавканье и постукивание ложек о тарелки. Ровно до того момента, пока он не открыл рот и не улыбнулся. Мне стало немного не по себе. Не то чтобы прям сильно, но аппетит эта картина подпортила весьма изрядно. Кость из плова неудачно попала на передние зубы Игоря, и они выпали… прямо в тарелку, оставив на предыдущем месте лишь два небольших черных штырька. Кровь смешалась с пловом и побежала маленькой струйкой по его подбородку. Как выяснилось позже, два передних зуба оказались вставные из-за увлечения с ранних лет видом спорта под названием хоккей. Я посмотрел на свою тарелку и, решив, что не так уж и голоден, отодвинул ее в сторону. Он, извиняясь, вытащил окровавленные зубы из плова и продолжил есть, жмурясь от боли.