Екатерина Гейзерих - Охра

– Курицы спят?, – сжал Гриша губы в злодейской улыбке.

– Не называй их так!, – Охра округлила серебристые глаза.

– Почему? Они же курицы.

– Павлинихи.

– Да разница-то какая? Куры и куры, – летчик смеялся, но его лицо оставалось недвижимым, как восковая маска, – Не летают, значит, куры. Куры. Ку-ри-цы.

Ресницы Охры порхали вверх-вниз. От неожиданности из глаз покатились слезы.

– Ты чего?, – ещё больше разозлился летчик, – Я ж не про тебя такое сказал.

– Павлины и курицы – разные птицы, – она всхлипнула и отвернулась.

– Ну хорошо, хорошо, есть ли разница? Мы сюда зачем пришли?

– Я надеялась, что ты научишь нас всему, что знаешь сам.

– Да, да…, – глаза летчика забегали по кроне Древа, – Это что там такое?

– Где?, – подняла голову птица. Летчик ухватил её за нос.

– Мне больно!, – вскрикнула она.

– Тоже мне. Шуток не понимаешь. Я развеселить тебя хотел, а то стоишь с кислым лицом. Что подумают остальные птицы?

– А тебе не плевать, что они подумают? Ты их даже не знаешь, – Охра надула губы, не узнавая сама себя. Ей было обидно, но быстро справилась с эмоциями. "Какой неприятный человек!, – пронеслось у неё в голове, – Но если я смогу сделать его лучше, то птиц уж точно!".

Пока Охра пребывала в смятении чувств, летчик прошелся вокруг и огляделся. Они стояли на плато. Над ними мерно шелестели ветви со свитыми в них гнездами, сквозь бреши в которых пробивались солнечные лучи. От плато во все стороны отходили ветки, похожие на улицы с жилыми домами – вдоль каждой ветки тоже были свиты гнёзда. И все блестели, каждое другого ярче.

– Почему гнёзда такие безвкусные?, – спросил лётчик.

– Мы их не едим, – Охра удивилась вопросу.

– Я имею ввиду, что они слишком усердно украшены.

– Чем красивее птица, тем больше ей приносят украшений для дома, – кивнула птица, – У людей так делают некоторые народности.

– Украшают дома?

– Украшают заборы.

– Забавно. Я никогда не видел такого места.

Летчик подошел к корню шириной в три метра. Из под коры выползла гусеница всех цветов радуги и поползла вверх. Летчик взял гусеницу в руки. Она извивалась.

– Я представлял все иначе, – безразлично обронил летчик.

Охра подошла к Грише, выхватила гусеницу из пальцев и отпустила.

– И вы их…?

– Когда тепло. А осенью мы улетаем на юг. Но гусениц не так много, как правило, мы либо едим фрукты, либо приносим из нижних миров зерно.

– А эти…?

– Плоды Дерева? Мы не можем их есть, семена мы разносим по всему миру, предварительно сортируя. Но если мы научимся сеять, то можно будет вкушать плоды нашего дерева и никуда не лететь. Для того я и позвала тебя сюда. Пожалуйста, расскажи Павлину, как вы обрабатываете землю. Я видела, что на вас трудятся огромные животные…

– Кони?

– Нет, они твердые и мерзко пахнут.

– Тракторы.

– Нет.

– Комбайны.

Девушка-птица грустно склонила головку.

– Возможно. Я не знаю. Ты должен знать.

– Тогда тебе нужно было соблазнять тракториста!, – закричал летчик и захохотал, – Полюбила тракториста, и, как водится…

– Я не понимаю, отчего ты так резко изменился, Гриша, – Охра чувствовала туман в голове, будто её ударили мешком с песком.

– Потому что это не то, чего я ожидал.

– Чего же ты ожидал, человек?, – вскричала она.

– Точно не корней с гнездами, полными мусора.

Охра не знала, что ответить. Она не привыкла к подобным ситуациям, ведь до сегодняшнего момента все самцы, пусть и побаивались её идей, но были влюблены в неё безусловно. Она была самой красивой птицей. А летчик не смотрел на неё снизу вверх, скорее, наоборот… Но человек был красив. Она смотрела на его нос и ровную кожу на щеках. Наверное, он устал и измучан, возможно, хочет есть. К тому же, он много выпил вина и начинал трезветь. Охра подошла к нему и обняла. Летчик нехотя положил руку ей на голову, потом потрепал рукой, будто собаку, и вздохнул.

– Прости, я знаю, что тебе тяжело, – прошептала Охра.

– А когда мне дадут крылья?, – устало спросил он.

– Ты же сказал, что сам знаешь ответ на этот вопрос.

– Ну вдруг павлин мне выдаст их раньше, – пожал плечами летчик и отстранил Охру, – Вдруг он решит, что я достаточно хороший человек, лучше всех остальных людей на земле. Здесь уже бывали люди?

Охра покачала головой. Летчик прошел мимо неё, продолжая осматривать корни дерева.

– Мне никого не разрешали приводить. Вообще-то ты тут незаконно.

– А что будет, если павлин не примет меня?, – летчик постучал по огромному полупрозрачному грибу. Гриб колыхался туда-сюда, как морская медуза.

– Тебя скинут вниз, – Охра уже хотела спать, поэтому отвечала без особого энтузиазма. Ей начинал надоедать разговор.

– ЧТО?!, – летчик подскочил, как ужаленный, – Что ты сказала?

– Тебя скинут вниз. Здесь запрещено находиться людям.

Он подошел к ней в упор и навис над ней. Но молчал.

– Как-то раз, – Охра начала водить головой из стороны в сторону, исполняя змеиный танец, – Сюда прилетал человек. Мы скинули его вниз, а люди думали, будто его опалило солнце. Он разбился. Но у него были крылья. Он ощипал гусей и слепил из перьев какое-то восковое подобие наших рук. Жалкое было зрелище, если честно.

– Зачем ты привела меня сюда, если знала, что я умру?

– Но ты попросил научить тебя летать. Мы скидываем птенцов вниз. Вот туда, – она указала на облака.

Летчик подошел к краю плато и посмотрел вниз. Он инстинктивно схватился за сердце.

– И как? Многие возвращаются назад?

– Они улетают в земной мир. Когда возвращаются – мы уже и не помним, чьи они.

– То есть ты скинешь меня и забудешь? А если павлину я не понравлюсь, то он скинет меня и даже не подавится? При любом раскладе мне не жить?

Летчик сел на пол и захохотал, заламывая руки.

– Гришка, какой же ты глупый!, – причитал летчик, качаясь из стороны в сторону, – Намечтал себе птичьей жизни, и вот куда это все тебя привело. Вопросы надо было задавать, интересоваться, как моя мать в продуктовом. Как же я это ненавидел всегда. Вот залетит она коршуном на рынок и зыркает, зыркает глазами, за каждую копейку торгуется, требует. Для неё лишние сэкономленные пятьдесят рублей, будь оно не ладно, царский подарок! Надо было и мне держаться за мои пятьдесят рублей…

Гриша вскочил и подбежал к девушке-птице, вцепился ей в локоть и начал сжимать.

– Отпусти меня…, – Охра в лапищах Гришки вся дрожала.

– Вот еще. Ты теперь мои оторванные пятьдесят рублей, слышишь? Вот возьму и сам скину тебя, будешь знать, как обманывать меня.

– Отпусти её, – рядом с ухом летчика завис хищный черный клюв. Ворон был спокоен. Лишь по его глазам темнее самой чумной ночи на земле, когда умирали тысячами, было понятно, что если летчик не сделает этого прямо сейчас, то лишится глаз. Зашелестели крылья. Пока летчик с Охрой выясняли отношения, незаметно весь птичий мир собрался вокруг и теперь пялился во все глаза. Жизнь Гриши повисла на волоске.