Эдуард Струков - Оно мне было надо. Вертикальные мемуары

учатся в одной группе – это придавало роману огня.

Через много лет жена после встречи выпускников

рассказала ему романтическую историю о том,

что Дюймовочка вышла замуж за хорошего парня

из очень обеспеченной и весьма известной семьи,

а когда тот сломал себе в автоаварии позвоночник,

стала ему верной женой и руководит бизнесом мужа.

Ах, как танцевал с ней муж, сидя в инвалидном кресле!

Степанову не очень-то поверилось в эту сказку,

слишком уж хорошо он знал свою бывшую подругу

как даму прагматичную и весьма расчётливую.

Чтобы жена отвязалась наконец с восторгами,

он сделал вид, что тоже восхищён благородством

и чистотой высоких отношений этой пары —

может быть, он чего-то не знал или не понимал,

а может быть, зря судил о людях только по себе.

В любом случае жена ему совсем не поверила,

она считала Степанова грубым, злым и толстокожим,

что никак не помешало ей прожить с ним в браке

целых шестнадцать лет – как раз все «лихие девяностые».

Однажды Степанов проезжал мимо тех самых мест,

где они когда-то героически строили зимой дома.

Полный самых светлых ожиданий и намерений,

он завернул и обрадовался – дом стоял на месте,

вполне приличный с виду, хотя и не образцовый.

Встреченный им у ворот дедок ответил на вопрос так:

– Хто строил? Да стюденты какие-то, мать их етить!

Поймать бы хоть одного да рыло ему начистить…

Строительство домов в Лермонтовском совхозе, 1985 г. На фото внизу в центре – первый секретарь Хабаровского крайкома партии Алексей Климентьевич Чёрный. Фото из архива автора

Всё переделывать за ними пришлось, всё кривое…

Всю дорогу до города Степанов истерически хохотал.

Сырым промозглым мартовским вечером,

когда женское общежитие номер семь

готовилось назавтра весело отпраздновать

очередной Международный женский день,

вечно пьяненький сантехник Витя

совершил мощный террористический акт.

Впрочем, обо всём надо рассказывать по порядку.

В начале восьмидесятых седьмая «общага»

была, как говорится, «гнездом разврата» —

в ней проживало восемьсот студенток

местного института народного хозяйства,

в большинстве своём девушек приличных,

но жители пятнадцати общаг студгородка,

окружавших со всех сторон «цитадель порока»,

считали «куртизанками» всех поголовно.

Следует сказать, что времена были тогда

вполне даже сексуально раскрепощёнными,

хотя ханжества, конечно, тоже хватало,

но одно дело коллектив или, скажем, семья,

и совсем другое – свободные отношения,

без пап и мам, когда гормоны играют марш,

можно одеваться как тебе заблагорассудится,

горячие взгляды приветливых мужчин и женщин

без стыда оглаживают твоё молодое тело —

или вы забыли себя самих в семнадцать лет?

Теперь о самом главном – при чём тут Степанов.

Поступив в институт «национальной экономики»,

как шутливо называли его на импортный манер,

он каким-то чудом сумел заселиться в общежитие,

где их, молодых мужчин, было очень немного.

Они занимали всего полтора десятка комнат,

разбросанных на пяти этажах с общими кухнями,

умывальными комнатами и туалетами,

и в женской массе местного населения

выглядели как-то весьма малосерьёзно —

этакие слоняющиеся по будуарам альфонсы.

Стипендии не хватало, все искали работу,

кто-то выгружал вагоны, кто-то таксовал —

Степанова по случаю взяли вахтёром общежития,

и то нелегально, числился Мишка, один за всех —

его потом в 90-е расстреляли на Сахалине бандюки,

не поделившие с Мишкой рыбацкий сейнер —

но запись в трудовой у Степанова всё-таки осталась.

Работа была суматошная и довольно опасная,

драки случались чуть ли не каждый день,

желающих прорваться через «вертушку»

и попробовать пряного девичьего тела

во все времена здесь было хоть отбавляй.

Дежурили с вечера до утра, потом учились —

подменяла суровая бабушка Иди-ка-ты-на***,

которую боялись даже хоккеисты местного СКА,

ходили слухи, что её выгнали из ВОХР за то,

что она шмаляла без всяких раздумий на голос

и положила таким макаром десятка два человек.

Вечером бабушка укладывала вязанье в сумочку,

говорила: «Ну, дожить вам до утра, щеглы!»

исчезала в сумерках – и вся местная братия,

накаченная до бровей спермой и винищем,

устремлялась к дверям седьмого общежития.

Через неделю Степанова знало в лицо полстудгородка,

популярней «вахтёров нархоза» тут были если только

Валерий Леонтьев или эстонский певец Яак Йоала —

вахтёр мог пустить вас в желанное «чрево Парижа»,

а мог и оставить по ту сторону тяжёлой двери.

По вечерам на вахте собирались с гитарой

все лица мужского пола – от массового набега

можно было отбиться только крепкой командой,

поэтому в случае предстоящего «прорыва»,

о котором исправно доносила вахтёрам разведка,

на «ринг» спешили проживающие борцы и боксёры.

Витя-сантехник был робким забитым работягой,

как-то на Новый Год он вышел погулять на улицу,

и в пяти метрах от крыльца нарвался на пьяных,

которые в праздничном припадке бурного веселья

воткнули Витю, как ёлочку, в огромный сугроб —

и замёрз бы сантехник в этом капкане совсем,

но тут весёлые дамы вывели под руки на крыльцо

чеченца Ширвани, и тот острым зрением горца

разглядел в темноте специфическую Витину шапочку,

была у него такая – смешная, полосатая, с кисточкой,

так вот эта кисточка и спасла Витькину жизнь,

а вот кое-какие пальцы на ногах пришлось удалить.

К тому времени, когда террорист-сантехник

решился произвести своё жуткое святотатство,

Степанов прожил в общежитии уже целых три года,

имел непонятный важный титул «предстудбытсовета»,

частенько ручкался с самим ректором института,

прекрасно знал, кто и чем дышит в общежитии,

не брезговал помогать и «падшим женщинам» —

сколько их пронеслось туда-сюда с деловым видом

через его вертушку – тоже мне, секрет Полишинеля!

Клиентов привозили им знакомые ребята-таксисты,

бибикая условным образом под окнами – и вуаля!

Сколько раз приходилось отбивать дам от хамла,

выслушивать по ночам истеричные пьяные исповеди,

укладывать спать на узкий вахтёрский диванчик —

проститутки ведь тоже люди, точно такие же, как мы.

Мораль совершенно не занимала Степанова тогда —

чертовски хотелось жить, учёба тянулась бесконечно,