Андрей Сатирский - Рассказики-3. Выдуманные истории

Тютчев бросил окурок в камин и обратился к Белинскому: -Ты читал мои последние стихи?

– Ну, что сказать… Ты их кому-нибудь еще читал?

– Нет.

– А откуда у тебя синяк под глазом?

– Оттого, что я по натуре философ! Мне без разницы – есть черную икру или черный хлеб!

– То-то ты в буфете ложкой ел черную икру, а не хлеб.

– А какая разница?

Чехов усмехнулся: -Плохо быть русским поэтом-классиком. Всю жизнь стараешься, пишешь, а тебя проходят в третьем классе. И забывают…

– Я человек интеллигентный и глубоко патриотичный, -гордо заявил Тютчев: -Посему обо всем, что происходит вокруг, вместо слов «Абсурд, хаос и бардак!» я скажу «Умом Россию не понять»! Поэтому предлагаю перейти в буфет, где продолжить беседу за коньяком от Шустова…

О том, что произошло далее, рассказал Неистовый Виссарион: -Все вроде было нормально. Сидели, выпивали, мирно беседовали… Драка началась после неосторожных слов – «Семантика этюдности в прозе Пришвина неоднозначна»…

И причем тут Пришвин, если пенсне разбили Чехову?

Прекрасным солнечным утром Вахтангов шел по Арбату к своему театру. Уже настраивали инструменты уличные музыканты, из пекарни лился запах свежего хлеба, гомонили многочисленные зеваки, их пытался перекричать фотограф, призывая сняться с обезьянкой. Обезьянка скалила зубы для укуса. Этот калейдоскоп всегда вдохновлял Вахтангова на сценические эксперименты.

На углу у пивной молодой артист Грибов, высокий, красивый, чем-то смешил окруживших его девиц. Вахтангов подошел поближе, остановился послушать.

– Почему вы всегда играете такие маленькие роли? —спросила одна из девиц.

– Понимаете, я живу на окраине, и когда приезжаю в театр, все главные роли уже разобраны.

Вахтангов махнул рукой, подзывая Грибова к себе. Артист расцеловался с девицами и отправился вместе с режиссером.

– Ох, не доведут тебя шашни с девицами до добра, -заметил Вахтангов: -Откуда это у тебя?

– Когда я был маленьким, бабушка Маня, которую мучил радикулит, частенько ложилась животом на пол и просила, чтобы я по ней походил. Я вырос, но привычка ходить по бабам осталась.

Посмеялись, и вместе подошли к театру. Фасад украшала красочная афиша «Премьера! Спектакль «Предки и выродки» по мотивам повести Тургенева «Отцы и дети».

Театр с утра был полон жизни: суетились бутафоры, стучали молотками плотники, уборщица размахивала шваброй, бухгалтер бежал куда-то с ведомостью, вахтер с кем-то ругался по телефону, контролеры сдували пыль с кресел партера. А на сцене шла репетиция.

– Понимаете, Мария Ивановна, -пояснял Ермоловой режиссер: -Это кульминационная сцена, и играть ее надо гораздо шире! Понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю.

– И в то же время, -продолжал режиссер: -Здесь нужно сыграть выше, как можно выше!

– Понятно.

– И притом все должно быть объемнее!

– Постараюсь…

– И, главное, глубже, глубже!

– Ну, сие уже зависит от партнера.

Вахтангов решил вмешаться: -Надо полностью вжиться в роль, переживать! Вот недавно я с Галкиным репетировал сказку «Колобок». Так он, когда дошел до фразы «Я от бабушки ушел», расплакался и убежал за кулисы.

Репетиция продолжилась, а Вахтангов ушел к себе в кабинет.

– Сударь, -томно произнесла Ермолова: -Не соблаговолите ли вы принести мне кофею в опочивальню?

– Да как два перста оросить, сударыня!

– Петров, не увлекайся! —закричал режиссер: -Не хватай Ермолову за грудь, народная артистка ведь, сопли подбери, матом не ори и не смей пить водку из горла! Все-таки Ленина играешь!

В кабинете Вахтангов с удовольствием прочитал свежий факс – «Очередная попытка поставить Корейским народным театром чеховскую „Даму с собачкой“ потерпела фиаско».

Постепенно, в суете, день подошел к вечеру. Начались приготовления к спектаклю. По театру бегал помощник режиссера с криком: -Кто видел Муму? Где Муму? Черт, как в воду канула!

Начался спектакль. Вахтангов наблюдал его из личной ложи. Все шло гладко, пока Качалов, играющий любовника, не допустил ошибку. Он встал на колени перед партнершей с восклицанием: -Я ношу ваши письма у своего безумно любящего сердца! —и вытащил их из заднего кармана.

Вахтангов недовольно поморщился и в антракте сделал выговор Качалову: -Вы излишне жестоко относитесь к зрителям! Уходя со сцены, вы так громко топаете, что будите их!

Прозвенел третий звонок, оповещая публику, что при буфете работает театр. Как говорят в народе – «Чем дороже коньяк в буфете, тем опернее театр».

Жена поволокла мужа в зал, а он сопротивлялся: -Дорогая, там безобразия! По сцене бегает мужик в панталонах!

– Успокойся, дорогой! Это же балет!

Бывший на спектакле Неистовый Виссарион написал о нем – «Вся наша жизнь – театр. Но не превращайте ее в цирк! И вести себя следует так, будто вы культурный человек!».

– Мы начинаем наш репортаж из прибывшего в город цирка шапито, -бодро выпалил в микрофон телеведущий: -Оператор, ты снимаешь?

– Нет, фигней страдаю, как и ты! – зло парировал оператор. Камера дернулась в сторону от ведущего и остановилась на доске объявлений. Одно предлагало – «Опытный иллюзионист подарит одинокой женщине волшебную палочку в резиновой упаковке». Другое завлекало – «Грустный клоун поможет вашему ребенку отметить тридцатилетие».

– У этого клоуна, -сообщил ведущий: -Даже дочка родилась с возгласом «А вот и я!».

Камера провернулась и поймала двух старичков, восседающих с пивом на скамеечке.

– Представьтесь, -попросил ведущий: -Вы работаете в цирке?

– Нет. Но мы тут подрабатываем ветеринарами.

– Можете рассказать что-нибудь интересное о цирке?

– Помню замечательный случай, – глотнул пива один из старичков: -Заболел новорожденный тигренок, и я его вылечил. Через 10 лет этот цирк снова приехал в наш город. Меня с почетом усадили в первый ряд. И выскочивший на арену громадный тигр сразу кинулся ко мне, обнял лапами, начал тереться мордой… Вспомнил!