Сергей Чугунов - Дар случайный. Поэтические произведения разных лет

Мне ни весело, ни грустно;
еду в душной полутьме.
Мне в купе набитом пусто,
мне в вагоне, как в тюрьме.

Но я сам надел оковы…
На кого теперь пенять?
Уж такой я бестолковый —
силюсь этот мир понять.

На решённую задачу
глупо трачу жизнь свою…
Больно мне – другие плачут,
все молчат – а я пою.

Но вагон для песен
тесен;
крепко заперты умы…
Осторожный, но беспечный,
еду молча… —
узник вечный
кратковременной тюрьмы.

Коль заявят тебе: «Пал в смертельном бою!»
Скажут: «В землю зарыт…» —
не спеши огорчаться…
Не печалься – я жив! Я в далёком краю,
далеким далеко – нелегко докричаться!

Ты присядешь к окошку – я снегом паду.
У печурки замрёшь – и раздую я в топке огни.
Спать приляжешь – я здесь, сном занятным приду.
И пребудешь всю ночь ты со мною одним.

Все уходят!
Кто раньше, кто чуточку позже…
Остаётся от них
утешенье
иль вечная боль!
Только я не уйду – ты мне в этом поможешь,
пока ты не ушла, я незримо пребуду с тобой.
Днём от глаз любопытных в листах затаюсь,
по ночам буду слабой звездой загораться…

Только верь, что я жив, я в далёком краю,
Далеким далеко – невозможно добраться!

Ну что ты, милая, слезу утри —
ни нам одним приходится несладко,
на то и жизнь – она не шоколадка,
обёртка та же, но, а что внутри —
не раскусить, пока не развернёшь…

Мы развернули только с краю
и ужаснулись: «Вот она какая!»
Её руками голыми не трожь!

Увы, совсем непобедимо зло,
сорить словами глупое занятье,
врагам не станет горше от заклятий,
друзья помогут безо всяких слов…

Не надо, милая, немного помолчи,
ни нам одним приходится несладко
на то и жизнь – она не шоколадка,
сладка в начале, а потом горчит!

Больная Боль ударила в окно,
тяжёлой плетью ледяного ливня…
…и распахнулось вмиг оно,
…и стало холодно и больно…
…невольно…

Больная Боль вошла в мой дом,
Не госпожой, а робкой гостьей…
Боль улыбнулась мне с трудом
и попросилась на ночлег…
…навек…

Больная Боль – то явь иль сон?
Но Боль больна – ей надо верить!?
Но я распахиваю двери
и выставляю, молча, прочь…
В ночь!

У избы избыточный вес,
выпирают толстые брёвна…
Строю я кирпичный навес
и кладу кирпичики ровно…
Избалована мной изба —
я её обставить бессилен.
Подкачу машину из ба…
окачу из бака бензином!
Пусть горит – а мне наплевать,
у речушки быстрой за лесом
буду себе жить-поживать
под неприхотливым навесом…
Не бывает в жизни чудес,
не бывает лёгких побед…
От врагов не схоронит навес,
как в избе не укрыться от бед…
Знать, не сбыться глупой мечте…
Знать, цена помышлениям – грош!
От себя никуда не уйдёшь,
от тебя не укрыться нигде…
Пусть планида скупа до чудес,
пусть в кармане нет ни гроша…
Но я строю это чёртов навес,
и пожаром бредит душа…

Разбуди, растревожь среди ночи,
даже, если я болен иль очень устал…
Не глаза хочу видеть, а очи.
И не губы ласкать, а уста!

Днём обыденно всё, как-то пресно.
Кто ты днём мне? Всего-то жена…
А при свете свечи ты – принцесса,
и по-сказочному влюблена!

Ты смеёшься: «На север уедем,
ночь в полгода не встретишь нигде…»
Хорошо! Только день куда денем?
Остальные полгода там день!

Жизнь моя – моя первая песнь,
сочиняю тебя, а исполнить не смею…
И прорезался голос, и слух вроде есть —
да как надо пропеть, я пока не сумею!

Жизнь моя – моя первая боль,
как мучительно мало тобой я болею,
ты жестока!? Но я не расстанусь с тобой,
все мученья пройду, я смогу, я сумею!

Жизнь моя – моя первая дочь,
одеваю, кормлю, берегу и лелею.
Но за друга отдам, и уйду, кану в ночь,
как бы не было жаль мне тебя, я сумею!

Жизнь моя, я пока не постиг
тайну смерти… нестрашно… успею…
Буду петь и болеть, и лелеять… Прости —
если я по-другому прожить не сумею!

Выдохся…
Будто раздели!
Но терплю,
человек как-никак.
Жизнь – вечный праздник! —
слова,
а на деле,
Ох, как далеко до праздника!

Выдохся…
А как над другими смеялся…
Да мне,
говорил,
да я!
А тут от безделья так надорвался,
будто камни ворочал,
а не стоял…
Выдохся,
Какая бездонная очередь!
Окунаюсь с головой
и плыву на свет…
Ну, наконец-то, и мой черед…
в кабинет…
Вхожу!
Подхожу?
– Нет!

Снова в прошлое
время брошено
даром…
Как тяжело ощущенье ненужности!
По испачканным листам тротуаров
плутает мой след,
как ненужный стих…
Сдвигаются кручи ушелия улиц,
гаснут последние проблески дня…

Ну, что теперь делать?
Куда ещё сунуться?
Люди!
Проснитесь!
Послушайте, я…
Выдохся…

Мои мысли окрепли на жгучем, зловещем ветру;
и свинцовые ливни омыли, очистили совесть…
Всё уже позади – на рассвете легко я и просто умру —
и окончиться жизни простая, совсем неприглядная повесть.

Так нетрудно давалась вчерашняя мне и дурашная жизнь…
Простодушный юнец я здесь горе большое увидел,
но спасибо друзьям, их святое «Братишка, держись!»
выручало ни раз и в беде, и в обиде…

И не надо, прошу, убиваться по мне, горевать…
Мой конец предрешён, я готов, по-солдатски спокоен.
Только жалко братишку, подружку и больше всех мать —
им меня не понять,
не простить,
не принять,
что я должен уйти на рассвете…
Я, наперво, – воин!

Будет утром последним и смертным мой бой.
Только сердце колотится: «Мо-жет, а мо-жет, а мож…»

Вот в дыру, что на крыше, пробился луч света невинный.
Свет господний – лазоревый цвет, голубой
вперемежку с нечистым свинцово-карминным…
Растревожен покой
долгожданной,
недружной стрельбой —
вразнобой…
Над горой
из тумана,
из дыма,
из газа
возник
закопчённый, весь в пятнах, замасленный солнечный диск…
Птицы смолкли – их трели, их писк…
Даже ветер затих, перестал шебаршиться и выть…