Александр Овчаров - Сказки о любви

По лицу следователя видно, что вопрос сей вызван лишь праздным любопытством. Видит это и подозреваемый.

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. (пожал плечами) Это закрытая информация. Так сказать, без комментариев…

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. (подскочил к подозреваемому) Да он нас дрочит, с-сука!

1-ЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Павел, сядь! Сядь за стол! А лучше выйди на ….. из кабинета!

3-ИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. (уходя со сцены, за кулисы) Ничего, сука, на «зоне» тебя быстро «вскроют»! Всю твою информацию…

И выдал на ходу целую тираду о том, что делают на «зоне» с такими, как подозреваемый. Не буду ничего этого здесь писать. Пусть режиссёр сам что-нибудь придумает на эту тему. Соответствующих источников сейчас предостаточно.

2-ОЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну ладно. Пусть у вас не сложилось с гражданкой N, но ведь и до этого и после, вы всё время жили один. (Видно, что он читает информацию с листа бумаги. Водит по ней пальцем. Возможно, это паспорт.) Я вижу, вы поколесили по Союзу в своё время. Но жили везде по общежитиям. Семьёй никогда не обзаводились. Детей нет. И что с вами не так?

По взгляду и интонации следователя видно, что вопрос с подвохом. Видит это и подозреваемый.

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. (после паузы) Русские в неволе не размножаются…

Над сценой снова повисает пауза. Станиславский должен быть ей доволен.

1-ЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Александр Александрович, вы сейчас находитесь не в том положении, чтобы шутки шутить. Вам предъявлено серьёзное обвинение…

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Я так полагаю, обвинение будет после результатов экспертизы?

2-ОЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ. Допустим – так.

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Так может, пока ждём её, посидим молча. Что бы не наговорить друг другу лишнего…

Следователи озадачены таким поворотом событий, но уткнувшись в свои бумаги на столе, замолкают. Пока все сидят молча, фоном звучит песня в исполнении Инны Желанной – «Мысли», из её музыкального альбома – «Зима».

На финальных аккордах песни на сцену выходит 3-ий следователь. Несёт какую-то бумажку. Подходит к столу 1-го следователя, положил её на стол и все трое её читают. Пошёл занавес.

«Спектакль» окончен. Можно расходиться по домам.

На бумажке, которую читали следователи, доктор написал, что у дочери гражданки N не то, что бы со мною, но и вообще – ни с кем никогда ничего не было.

«Мандраж» догнал меня уже дома. Начало всего трясти, как в лихорадке, стало холодно. Стакан с чаем стучал о зубы, как в известном кино – у героя Пуговкина. Горячий чай не помог. Тогда достал из холодильника кастрюлю с борщом, разогрел его и начал хлебать ложкой, прямо из кастрюли, без хлеба, низко склонившись над ней, чуть ли не уйдя в неё целиком, с головой…

___________________________________

Заметка №…

На следующий день, вечером…

Стук в дверь. Уже понятно, кто там. Открывать не собираюсь. Снова стук, уже настойчивей.

– Сосед, открывай, – и продолжает стучать, – мириться пришла!

Всё-таки открыл ей.

– Мириться пришла. – На меня не смотрит, в руках бутылка…

– Ты не охренела ли?! Красавица! Ты чё припёрлась?!

У меня от её наглости перехватило дыхание…

– Сосед, давай помиримся.

– Нет!

– Саша, – подняла на меня глаза, – пусти, а то удавлюсь…

– Заходи, но не помиримся. И не жди!

Зашли на кухню, сели. Наталья поставила на стол бутылку водки. Я снова встал, принёс рюмки, хлеб, открыл холодильник…

– У меня только сало…

Она молчит. Порезал сало, хлеб, наделал канапешек, повтыкал в них зубочистки. Разлил водку по рюмкам.

– Саша…

– Молчи уже…

Выпили…

– Саша…

– Лучше молчи…

Снова разлил, снова выпили…

– Санька где?

– У бабки…

– И как она?

Наталья не ответила, выпила. На щеке появилась слеза…

– Прости меня…

– Нет и не проси…

– Саша…

– Нет. Не проси. Не прощу.

Иногда я бываю очень вредный…

– Прости меня, я испугалась…

– Не ври…

– Прости меня, я испугалась за Сашку…

– Не ври. Не ври!

Снова – не чокаясь…

– Приревновала… Приревновала?

Опустила лицо…

– Нет.

– Приревновала! Я видел, у тебя всё на лице было… Я видел… К кому?! Дура!!!

– Много ты понимаешь, – тихо в ответ, – я просто за дочку испугалась…

Налил ещё, выпили. Как-то так у нас быстро пошло, больше половины бутылки уже нет.

Снова сидим, молчим. Она смотрит в пол, я смотрю на неё. Красивая, сучка. По-моему, меня начинает разбирать от выпитого. Уже не сдерживаюсь, злюсь…

– Вы, тётки, привыкли к тому, что вам всё легко с рук сходит! Набедокурите! Н-навертите, н-на, такого, что на голову не наденешь! Выверните мужика наизнанку! И тут же, следом – «Прости, милый, я была не права. Ну, что ты сердишься? Поду-умаешь! Что тут такого?! Я ведь извинилась перед тобой. Что ты нос от меня воротишь? Я же ИЗВИНИЛАСЬ!». Самое страшное в этом то, что вы искренни в своём непонимании! Не понимаете того, что своим «ПРОСТИ» уже ничего не изменишь. Ничего не исправишь! Ничего не воротишь! Да и ничем другим – тоже…

Налил уже себе одному. По-моему, меня уже «несёт» от выпитого, от злости. Матерюсь…

– На хрен-н тебе моё прощение?! Что ты молчишь?! Ты его у дочери проси! Она тебя простит?! А-а-а?! Ты представляешь, что ей пришлось пережить?! Что ты ей устроила?! Ты хоть это себе представляешь?!

Выпили. Наташка «потухла», слушает молча. Смотрит в пол, по щекам – слёзы. Жалко её, дуру, но меня уже «понесло», остановиться не могу…

– Ты была там, с ней? Нет? Не пустили? А зря! Посмотрела бы, как твою дочку распинают. Распинают на вашем, «дамском» кресле. Как её распластали инквизиторы на вашем кресле, как её держат за ноги, держат за руки. Как она кричит, вырываясь. Возможно, даже мамку зовёт! А ей… А к ней, к твоему ребёнку, тычется между ног небритый мужлан с наглой ухмылкой на роже и лезет к ней… лезет ей… холодными, блестящими железками…

Наталья взяла бутылку, хотела себе налить, но та была уже пуста. Я залез в холодильник, что-то там у меня оказалось, неполное. Наталья вылила это всё в мою чайную кружку. Медленно выпила, зажевала выпитое кусочком сала и, уронив голову на стол, сползла со стула на пол.

Злость прошла. Склонился над ней. По-моему, спит. Отключилась.

Перетащил её весьма не эстетичным образом (поднять на руки уже не было сил) в комнату. Как смог, уложил на диван, который так и не довелось сложить. Раздевать не стал, как есть накрыл её одеялом, под которым спала Санька. Подсунул под её голову подушку, на которой спала Санька, расправил волосы на лице. Сижу, смотрю на неё – красивая, зараза…