ВАЛЕНТИН КРАСНОГОРОВ - Комедии для 10 и более актеров. Ч. 2. СОБРАНИЕ КОМЕДИЙ В 7 КНИГАХ. Кн. 7

АННА. Разве не так?

РОМАН. Да, конечно… В который раз ты влюбляешься? В четвертый? В восьмой?

АННА. В первый. Любовь может быть только в первый раз, как ты не понимаешь? Она не может быть второй или четвертой. Да, я была замужем, родила детей, но разве можно сравнить то, что было, с тем, что сейчас? Все прошлое потеряло значение, его просто не было. Все сейчас происходит впервые.

РОМАН. Тебе не кажется, что ты немножко тронулась?

АННА. Не кажется, а так оно и есть. Но это так сладко – быть сумасшедшей… Никогда я не чувствовала себя такой молодой.

РОМАН. Дорогая, ведь тебе уже – не для печати, только между нами, – за пятьдесят. Не поздновато ли влюбляться на шестом десятке? Не смеши народ.

АННА. Подожди, не ты ли уж который год объясняешься мне в любви? А ведь тебе – тоже между нами – шестьдесят пять или что-то вроде того.

РОМАН. (Чуть смутившись.) Но ведь я все-таки мужчина…

АННА. Значит, мужчинам можно влюбляться в любом возрасте, а женщинам запрещено? Нет, дорогой. Помнишь, у Ахматовой?

И мудрости нет, и старости нет,

А может, и смерти нет.

РОМАН. Звучит красиво, но годы есть годы. И захочешь о них забыть, да не получится.

АННА. Раньше я тоже думала, что в этом возрасте все давно кончается, а сейчас чувствую, что только теперь начала жить. Пусть это моя осень, но это золотая осень. Короткая, но дивная пора.

РОМАН. Не знаю, дивная ли, но что короткая, это точно.

АННА. Ну и пусть. Принято почему-то считать, что в зрелые годы не положено любить, особенно женщине, что все внутри уже растрачено, пережито, выжжено. На самом деле мои чувства теперь глубже, чем в юности. Ведь только после того как проживешь жизнь, начинаешь по-настоящему разбираться в людях, презирать подлость, ценить ум и благородство, понимать, зачем и для кого у тебя бьется сердце.

РОМАН. Ты его так любишь?

АННА. Он для меня все – и прошлое, и настоящее, и будущее. Жалко только, что мы так поздно встретились. Вот потому и дорожишь каждой минутой, проведенной вместе, потому-то и хочется все время дарить ему тепло, наслаждаться каждым его словом… (Обратив наконец внимание на то, что Роману не очень весело это слушать.) Извини, я тебе уже надоела своей болтовней. До свидания, дорогой, мне пора на сцену. Антракт кончается, а я еще не переоделась к последнему акту.

РОМАН. Беги. Лети.

АННА. Ты не очень сердишься, что я говорила только о нем одном?

РОМАН. Нет. Ты ведь никогда не подавала мне надежды, так что я ничего не лишился.

АННА. Прости. Береги себя, ты неважно выглядишь. До встречи.

РОМАН. Желаю успеха. Только не вкладывай в игру столько сил, оставь немножко для себя.

АННА. Я так не умею, ты же знаешь. И не хочу, особенно теперь. Играть – так играть, жить – так жить, любить – так любить… До свидания.

АННА целует его и уходит. Роман, оставшись один, долго сидит в мрачной задумчивости. Потом достает бутылку коньяка, поколебавшись, прячет ее назад и зовет помощницу.

Ирина!

ИРИНА. (Входя.) Вы звали?

РОМАН. Зови сюда следующую.

ИРИНА. (Внимательно посмотрев на шефа.) Роман Анатольевич, по-моему, вы сейчас не совсем в форме. Отложим прием на завтра.

РОМАН. Я в прекрасной форме.

ИРИНА. Я же вас очень хорошо знаю. Я не разрешаю вам больше работать.

РОМАН. Вот как? Кто тут главный – вы или я?

ИРИНА. Я.

РОМАН. Я вас уволю.

ИРИНА. Вы отлично знаете, что не уволите. Я сейчас же отошлю женщин по домам.

РОМАН. (Миролюбиво, очень искренне.) Если вы меня действительно знаете, то должны понимать, что мне любым способом надо отвлечься. Работой, вином, женщинами – все равно.

ИРИНА. Нельзя все время доводить себя до изнеможения. Стоит ли набор каких-то случайных персонажей, да еще на второстепенные роли, такого времени и усилий?

РОМАН. В театре не бывает второстепенных ролей. Зовите следующую.

ИРИНА. (Нехотя.) Ну, хорошо. (Выходит.)

РОМАН снова достает бутылку. Входит ВИКТОР, бодрый, подтянутый, энергичный.

ВИКТОР. Добрый вечер. Простите, Анны здесь нет?

РОМАН. Она готовится к последнему выходу.

ВИКТОР. Тогда я, пожалуй, пройду в зал.

РОМАН. (С бутылкой в руках.) Останьтесь. Она все равно еще не вышла на сцену. Хотите выпить?

ВИКТОР. Пожалуй, нет.

РОМАН. Ну, а я, пожалуй, да. (Наливает себе в стакан.) Так вы, значит, не врач, а математик? Дайте мне вас разглядеть.

ВИКТОР. Мне раздеться?

РОМАН. Не надо язвить. Это не смешно.

ВИКТОР. А как же иначе вы определите мою пригодность в артисты?

РОМАН. У вас есть талант притворщика. Когда мне понадобится исполнитель на роль врача, я вас приглашу.

ВИКТОР. Я вам не подойду. Ведь вы, говорят, ищете теперь только женщин, причем оригинальным способом.

РОМАН. Это верно, но не совсем. Этим приемом я на самом-то деле ищу… сам не знаю что. Другого себя… Другой стиль режиссуры, других актеров, другую драматургию… Актеры заштамповались, режиссеры уходят в самолюбование и трюки. Звезды создаются не талантом, а рекламой. Пьесы пишутся трактирным языком. Нужно все менять. Интуитивно я чувствую, каким должен быть новый театр, но никак не могу нащупать к нему пути.

ВИКТОР. Но все же есть уже какие-нибудь результаты?

РОМАН. Только один – бессонные ночи. Так всегда бывает, когда ищешь то, чего еще нет. «Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что…» Иногда кажется, что вот-вот в мозгу у меня что-то щелкнет, но это «вот-вот» никак не наступает…

Виктор встает, чтобы уйти.

Не уходите, я хочу с вами поговорить. Только сначала мне надо принять очередную женщину.

ВИКТОР. Я могу пока посмотреть, как вы их отбираете?

РОМАН. (Пожав плечами.) Смотрите… Только сядьте где-нибудь в сторонке, чтобы их не смущать.

Входит ЖЕНЩИНА, уже не первой молодости, но, впрочем, не такая уж и старая.

РОМАН. Раздевайтесь.

ЖЕНЩИНА. С какой целью?

РОМАН. Без всякой цели.

ЖЕНЩИНА. Тогда не буду.

РОМАН. А если с целью?

ЖЕНЩИНА. Смотря с какой.

РОМАН. С самой невинной и возвышенной.

ЖЕНЩИНА. Тем более не буду.

РОМАН. Почему?

ЖЕНЩИНА. Стесняюсь.

РОМАН. Что постыдного в наготе? Возьмите, например, Венеру Милосскую. Ее внимательно рассматривают мужчины, женщины, дети, никто не находит в этом ничего непристойного. Ее фотографии печатаются в альбомах, а искусствоведы пишут восторженные статьи о красоте и вечной тайне женского тела.

ЖЕНЩИНА. Да, но я не Венера. В этом вся штука.

РОМАН. А чем вы хуже? Вы должны быть уверены в себе. Повторяйте себе: «я не хуже Венеры, я не хуже, я не хуже, я не хуже», – и раздевайтесь.

ЖЕНЩИНА. (Долго шевелит губами.) Нет, не получается.

РОМАН. Ну, хотите, я покажу вам пример и разденусь сам?

ЖЕНЩИНА. Вы – человек искусства, вы ко всему привыкли.