ВАЛЕНТИН КРАСНОГОРОВ - Комедии для 10 и более актеров. Ч. 2. СОБРАНИЕ КОМЕДИЙ В 7 КНИГАХ. Кн. 7

ВИКТОР. Честно говоря, и я не знаю. Спросите лучше ее.

РОМАН. Я спрашивал. Она уверяет, что вы необыкновенный, но на самом деле вы разве ей пара? То есть, я не сомневаюсь в ваших достоинствах, однако… Извините, что я столь бесцеремонно вас допрашиваю, но ведь мы с вами не мальчики, к чему нам говорить обиняками? Что в вас есть такого, чего нет у меня?

ВИКТОР. Пожалуй, на это есть лишь один ответ…

Зачем арапа своего

Младая любит Дездемона,

Как месяц любит ночи мглу?

Затем, что ветру и орлу

И сердцу девы нет закона.

РОМАН. Вообще-то, с моей профессией глупо влюбляться. Если я и должен кого-то любить, то только одну женщину – а именно ту, с которой я в данный момент репетирую или кого снимаю. Так все и делают. A я зациклился на женщине, которой до меня нет дела.

ВИКТОР. Анна прекрасно к вам относится…

РОМАН. (Прерывая.) Оставьте. Я знаю. Она только что призналась мне в любви. К вам. (Наливает коньяк.) В погоне за ролями на меня вешались десятки актрис, не говоря уж о сотнях других женщин. Многие из них были красивее и уж, во всяком случае, моложе Анны. Почему мне все-таки нужна именно она – необъяснимо. Почему ей нужны именно вы – еще более необъяснимо. И вообще, вся наша жизнь, наши поступки, мысли и желания необъяснимы. Давайте этой банальной мыслью и завершим наш затянувшийся разговор. Мне надо работать. (Зовет.) Ирина!

Никто не отвечает.

Ирина!!

ВИКТОР. Я пойду ее позову.

ВИКТОР выходит. Роман выпивает очередную порцию. Входит ИРИНА.

ИРИНА. Вы звали, Роман Анатольевич?

РОМАН. Ирина, какого черта на меня навалилась толпа этих баб? Что они тут делают? Кто их привел?

ИРИНА. Привела я, но по вашему распоряжению.

РОМАН. По моему? Вы что-то напутали. Зачем они мне?

ИРИНА. Для публичного дома.

РОМАН. Вы имеете в виду наш театр? Так у нас и без них достаточно шлюх, и все они болтаются без дела и клянчат у меня роли. Вы издеваетесь надо мной?

ИРИНА. (Терпеливо.) Роман Анатольевич, вы задумали спектакль про публичный дом и попросили меня подобрать вам не профессиональных артисток, а женщин по объявлению, то, что называется «с улицы».

РОМАН. Да, верно. Так какого черта вы посылаете мне милых, доверчивых, стеснительных женщин? Я же просил – девушек с улицы. С улицы, вы понимаете? И вообще, чего вдруг вы втемяшили себе в голову, что я собираюсь ставить пьесу про публичный дом? Кто вам это сказал?

ИРИНА. Вы.

РОМАН. Я? Мало ли что я говорил? Минутная фантазия, мимолетное допущение, один из сотен возможных вариантов. Я занят, я перегружен. Немедленно отошлите всех домой. (Увидев вошедшую Женщину.) А это еще кто?

ИРИНА. Одна из них. (Женщине, резко.) Что вы тут делаете? Я же сказала вам – не входить!

ЖЕНЩИНА. Но я жду уже два часа.

РОМАН. Черт с ней, я ее приму.

ИРИНА. Роман Анатольевич, посмотрите на себя. Ведь вы, наверное, больны.

РОМАН. Я не болен, я просто устал. Я старая рабочая лошадь, у которой нет больше сил. Копыта стерлись. Все думают, что моя профессия – это давать интервью и красоваться на экране. Но вы-то знаете, что все мое время и силы уходят на войну. С актерами, художниками, костюмерами, администраторами, с директором, вахтером и пожарником, с рабочими сцены и уборщицами, со всем этим ленивым, сумбурным, шумным, пьяным и очень нервным сбродом, с тем, что все вместе называется театром. И в этом бедламе я должен еще придумывать и ставить спектакли… А кончается тем, что люди, которых я создал и в которых вложил всю душу, меня бросают. Остается выть на луну.

ИРИНА. Поезжайте домой, Роман Анатольевич. Я вызову сейчас машину. (Женщине.) А вы что тут стоите? Выйдите!

ЖЕНЩИНА. Я вас очень прошу…

ИРИНА. (Женщине, резко) Идите домой!

РОМАН. Ладно, пусть остается.

ИРИНА. Роман Анатольевич…

РОМАН. Я же сказал – пусть остается. Но чтобы она была последняя. И включи здесь транслятор. Я хочу слышать, что делается на сцене.

ИРИНА, заметно расстроенная, выходит. Включается динамик, через него со сцены доносятся голоса артистов, временами смех публики, аплодисменты. РОМАН слушает некоторое время, потом убавляет звук и допивает коньяк. На вошедшую женщину он почти не обращает внимания, мысли его заняты совсем другим. Пауза.

ЖЕНЩИНА. Ну что, раздеваться?

РОМАН. Как хочешь.

ЖЕНЩИНА. А я, как скажете.

РОМАН. Ты профессионалка?

ЖЕНЩИНА. А что?

РОМАН. Имей в виду, что я не беру профессионалок.

ЖЕНЩИНА. Нет, я занимаюсь этим только для удовольствия.

РОМАН. Очень хорошо… Постой, чем «этим»?

ЖЕНЩИНА. (Застеснявшись.) Ну, «этим»…Я денег за это не беру.

РОМАН. Черт побери, я спросил только, ты профессиональная актриса или нет?

ЖЕНЩИНА. А я думала, что под профессионалкой вы имеете в виду… ну… это…

РОМАН. Разница, может быть, и не такая большая, но я все же имел в виду именно профессию актрисы. (Включает транслятор.)

ЖЕНЩИНА. Так что мне делать?

РОМАН. Бог с тобой, раздевайся.

ГОЛОС АННЫ. (Со сцены.) «Нет, Цезарь. Пока мы прислушиваемся к шумихе вздорных криков, манящих нас к заблуждениям, жизнь проходит мимо, а она коротка даже в том случае, если мы день и ночь заботимся о своем духовном развитии».

РОМАН. (Про себя.) Жизнь проходит мимо… (Женщине.) А ты задумывалась о том, что жизнь проходит мимо? Наверное, как всякая женщина, ты встала утром и долго занималась собой: смывала и наносила кремы, красила губы, веки, брови и ресницы, пудрилась, причесывалась, и так далее. Но если бы женщина занималась своей душой столько же, сколько своим лицом, представляешь, насколько совершеннее стал бы наш мир?

ЖЕНЩИНА. Но он бы стал скучнее. И зачем мне заниматься душой? От этого я не стану счастливее.

РОМАН. Хороший ответ. Женщина инстинктивно чувствует, что ей важнее.

ЖЕНЩИНА. Я не пойму – чего вы от меня хотите?

РОМАН. Извини, я немного не в себе и не держу тему. На чем мы остановились?

ЖЕНЩИНА. Мы еще не начали. А вообще-то, чтобы я разделась.

РОМАН. Что же ты не раздеваешься? Ты знаешь, кто я?

ЖЕНЩИНА. Да. Знаменитый режиссер.

РОМАН. Может быть, и знаменитый, но износившийся. Я через все прошел и во всем разочаровался. Я перепробовал в театре все мыслимые приемы и трюки. Мигалки, зонтики, качели, велосипеды, тазы с водой, лестницы вместо мебели, Шекспир в гимнастерках и живые козлы на сцене – все это у меня уже было. Мои актеры шептали текст, повернувшись к зрителю спиной. Никто ничего не слышал, зато это было ново. Обнаженные женщины тоже были. Все уже было. Пора закрывать лавочку. Это искусство исчерпало себя. Или я исчерпал себя.

ЖЕНЩИНА. Я ничего не понимаю. С кем вы говорите?

РОМАН. Дура, ты и не должна ничего понимать. Твое дело снять платье и ни о чем не думать. Вернее, сделать так, чтобы я ни о чем не думал. И вообще, я вовсе не с тобой разговариваю.