Михаил Жванецкий - Сборник 2019 года. Том 7

Животные – это наше воображение, как и другие любимые.

Я хочу, чтобы меня любили безответно, страстно и немедленно.

Дальше я сам разберусь.

У нас сатирику помогают все.

Он не должен быть талантливым…

ТВ само говорит через него.

Исправления, вырезания из текста создают особую прелесть изображению и звуку.

Заикания, вздрагивания передаются слушателям в виде волнения и нагнетания.

Как легко творить в такой атмосфере!

– Миша! Рассмеши его так, чтоб он умер от смеха.

– Зачем?

– Мне это нужно. Ну, поверь. Ну, сделай. Никто не придерётся. Ты понял?

– Я не уверен.

– А я уверен. Давай вот ту, с матом… Квартиру я организую.

– Ты с ума сошёл!

– Никто не докажет. На глазах у всех человек хохотал, хохотал и сдох.

– Теперь пойми ты меня. Чтобы было смешно ему – надо, чтобы было смешно мне. А как мне будет смешно, если ты такое задумал. Я не выдержу, я ему скажу: «Приятель, что тут смешного? Не смей смеяться. Оно всё тупое и с матом. Я сам этого стыжусь. И пошёл вон, или уйду я».

– Это если он не будет хохотать?

– А если он не будет хохотать, тогда я буду думать, что это я стал бездарным. И умру я. И если ты рассчитываешь на это, то ты больше не приходи. Деньги я могу взять, но обязательства – никогда.

Кто-то предложил:

– Давайте сегодня вечером говорить правду.

Наш главный друг, глава района, сразу сказал:

– Нет.

Мы говорили правду без него.

Переругались через пятнадцать минут.

Я говорил сначала одной женщине:

– Я тебя хочу.

Потом – другой.

Мы говорили то, что думаем, и как-то так вышло, что все выглядели неприглядно.

С тех пор не собираемся.

Всё-таки то, что думаешь, – одно.

А правда – совсем другое.

Там, где наши люди… Когда хотели… Где приспичило, там и облегчались – на дерево, на забор, расписывались на снегу, – теперь поставят унитаз.

Всё!!! Страна присоединилась к европейской конвенции об оформлении облегчения мочеиспускания.

Виват.

Со вступлением в ВТО придётся мыть то, что вытирали.

И стирать носки ежедневно.

Иначе не возьмут.

А с Олимпиадой в Сочи ещё сложнее.

Всем постричься.

Бабкам ноги помыть, поставить их на каблуки и золотые зубы закрасить.

Мужикам костыли покрасить белым.

В гастрономах усилить ассортимент.

На вокзалах не пить.

Уезжать по расписанию.

В вагонах освежитель воздуха…

Дыхание свежее, ароматное.

Пить дома. Закусывать анчоусом и сыром.

Селёдку, капусту, огурцы – выбросить.

Первый самогон – штраф, второй – суд.

Никаких криков: «Пацаны, завтра в пять!»

Контракт!

И попробуй не прийти – придёшь с адвокатом.

Сочинским водителям при ДТП выйти из-за руля, руки на капот, ноги расставить… А дальше – как повезёт.

И все в галстуках круглосуточно.

И принудительные пробежки по утрам.

Крепкие толкают слабых.

И гольф – поголовно.

Гольф и ланч. Поголовно.

Утром – яйца и сэндвич…

Нет яиц – каша и круассан.

Нет круассана – каша и сок.

Нету сока – каша и газета.

Нет каши – радио и вода.

Нищие на улицах – только по-английски: «My mother dead» – и так далее.

Все встают в шесть утра.

Есть работа – на работу.

Нет работы – ложись опять.

Думай о победе наших.

Не знаю, как насчёт победы, но материально, конечно, многим будет хорошо.

Как сказал мой друг:

– Там у меня серьёзно. А здесь постоянно.

До сих пор думаю над этим.

От вашего имени нашего съезда партии…

Спасибо, участники.

Нам есть чем поблагодарить вам…

Аплодисменты, друзья.

Я в мужчинах здорово разочаровался.

И живут недолго.

И беспомощны.

В лифте отсекло его от жены, он заполошился, закричал: «Галя! Галя!»

Все его успокаивали.

На один этаж без неё подняться не мог.

А вы говорите, где-то есть лётчики и космонавты.

В советское время из отходов производства комсомольцы Кировского завода построили трактор К-701.

– Дай, я его ударю.

– Подожди…

Вот смотри, ты его ударишь…

Я набросаю схемку…

Ты его ударяешь.

Он не отвечает.

Он набирает свидетелей.

Собирает у них подписи.

Подаёт в суд.

Тебя вызывают в суд.

Заседание через месяц.

Ты нанимаешь адвоката.

Месяц собираешь деньги.

Сам не свой.

Тебе объясняют, что тебя ждёт в одном случае, в другом случае.

Ты…

– А если он отвечает на удар?

– Тогда схема такая…

Я перед залом стою.

Для чего?

Аплодисменты?

А если нет?

Думал, думал.

И вдруг сегодня, 15 апреля, – сообразил!

– Отзыв!

Хор не поёт фальшиво.

Я скажу залу, и зал скажет мне.

Больше спросить не у кого.

Настолько жалобный вид у пишущего, спрашивающего меня о себе!!

Так не хочется его добивать.

Думаешь: «А я кто такой? Я литературовед, театровед, эксперт или шеф-повар?!»

Кто я такой, чтобы судить, пересолено или нет?

Ну мне не понравилось.

Всего лишь мне!

Это всего лишь я!

А там он.

И он спрашивает.

И он заслуживает.

Сколько раз мы у него обедали.

Он у нас.

Мы у них.

Я у него.

Мы у нас.

Неужели он предвидел?

Нет, нет, нет…

Уж предоставьте мне судить, как отзываться.

Насколько я знаю… люди, более чем я… уже… это совершили… то есть отозвались…

Что же, я сыграю в белую ворону?

Ну, мне там…

Ну, я там…

Какое-то время поскучал…

Я не голодал или замерзал.

В тепле, уюте. Несколько отвратительных часов.

А как потом радостно увидеть жену, ребёнка, собаку, сериал.

Всё пошло, как по маслу.

Кстати, колоссальная польза от собственной сдержанности.