Жесуй Бесдеполь - Красное небо

– Вот именно, – улыбается Клим Саныч. – Мы друг друга не сумеем даже понять! Говоря про стул, я буду описывать его, как деревянное изделие со спинкой и четырьмя ножками, а ты будешь говорить, что это полотно с мощной опорой, из которого кверху торчат четыре палки.

Комсомолка молчит, хмурится и стыдливо опускает глаза, невольно чувствуя ту неловкость, которая обнаруживается в каждом, готовом признать в споре свое необратимое поражение.

– А что говорить о других вещах? – улыбается Клим Саныч, возвращаясь на место. – О государстве? Ничего не выйдет, если каждый будет смотреть на мир так, как хочется ему.

– Но ведь…

– Считаешь, это не то же самое, что индивидуализм? – перебивает директор с хитрой, но доброй ухмылкой. – Индивидуализм – это что? Это полная свобода личности. Так? А ежели я хочу видеть мир так, а не иначе, то это разве не свобода? Это и есть свобода. Правда, мир немного иначе устроен. Понимаешь?

Оливия не отвечает, но опускает глаза.

– Ну, ничего, поймешь когда-нибудь, – добродушно улыбается Клим Саныч. – Запомни, тот, кто стремится к свободе личности, попросту недостаточно образован, чтобы осознавать ценность общественной свободы. Теперь иди.

Приходится встать, но стоит обернуться, как вспоминаются проблемы насущные. Спорить с директором бесполезно. Кажется, в его суждениях все равно есть какие-то огрехи, но приходится себе признаться, и не без стыда, что сейчас не хватает знаний, чтобы ответить. А через миг Оливия уже и не думает об этом, снова вспомнив отца и его недовольство.

– Клим Саныч, – с жалобным видом оборачивается девушка. – Мне же Настасья Федоровна напишет в дневник… а что я родителям скажу?

Директор вздыхает. И делает он это с недовольством, уже собравшись взяться за свои дела. А все же, даже и теперь поступает щедро.

– Ладно, – кивает мужчина. – Если напишет, то зайди ко мне, я напишу, что все улажено.

Оливия чувствует, как беспокойства волной талого ручья падают из сердца вниз, разливаются по телу, обжигая и следом тут же успокаивая каждую клеточку. И девушка, выдохнув, едва удерживается от желания обнять этого лысого добряка.

– Спасибо, Клим Саныч! – выпаливает Оливия и тут же убегает из кабинета.

Впрочем, скоро ей действительно приходится вернуться в кабинет директора. Рассерженная учительница, не обращая внимания на попытки девушки извиниться, оставляет в дневнике запись. Поначалу Настасья Федоровна и вовсе хочет пригласить в школу родителей, но отчего-то смягчается, видимо, просто не желая тратить время попусту.

Да и в учебе Оливия не испытывает трудностей, а ее оценкам могли бы позавидовать многие ученики, так что ее персона хоть и вызывает у Настасьи Федоровны неприязнь, но не такую, которую женщина не могла бы побороть.

Вернув себе дневник, забрав портфель и выйдя из кабинета, комсомолка сразу же читает свежую надпись, которая рассказывает, что девушка отвратительно себя ведет. Потребовав родителей самостоятельно разобраться с поведением дочери, Настасья Федоровна избавила их от необходимости посещать школу, о чем, разумеется, тоже сообщила в послании.

А впрочем, уже скоро под этой надписью появилась и еще одна. Клим Саныч, как и обещал, сделал заметку прямо под записью учительницы, где добавил, что все необходимые меры приняты и чрезмерное наказание приведет к нежелательным последствиям. И сформулировал эту мысль он так красиво, что Оливия несколько раз ее перечитала, все больше проникаясь убедительностью директорской формулировки.

Потому и домой она отправляется, так и не решившись поправлять на голове прическу. Пучок волос, символизируя хорошее, ну, или близкое к этому настроение, так и остается висеть чуть выше правого уха, несмотря на все произошедшие события. И даже взгляды прохожих сегодня не очень беспокоят. Скоро лето, а с ним еще и придет черед совершеннолетия, скоро учеба изменится, кончится детство – столько впереди неизведанного, столько вдохновляющих открытий! Даже странно, думается комсомолке, что ее настроение в такое время вообще способно портиться, насколько бы уважительная причина не стояла за этими переменами.

Только в арке становится вдруг беспокойно. В тоннеле никого нет. Да и сейчас день. Люди бродят на улице, да и во дворе сидят уже старушки, но в этот большой проем из бетона, соединяющий улицу и двор многоэтажки. А затем мимо проходит молодая женщина с дешевой коляской, больше похожей на каркас, обтянутый одеялом, и стоять на месте уже становится неловко.

И все же в том месте, где утром была драка, Оливия внимательнее глядит по сторонам. Делает она это почти неосознанно, но не замечает ни одного пятнышка крови, и это немного успокаивает.

А затем все обычно. Сегодня девушка не покидает дома. Сегодня Виолетта все равно занята, а одной на улицу идти не хочется. Кроме того, нужно выполнить домашнюю работу до того, как вернутся родители.

Хотя, даже и так остается еще целых четыре часа свободного времени, когда девушка оканчивает делать задания учителей, а потому вскоре катушки с магнитной лентой начинают крутиться на магнитофоне и скучную атмосферу украшает настоящий музыкальный фейерверк: такое редкое сочетание звуков, льющейся из катушечного магнитофона.

Скоро, впрочем, лента уже заканчивается, а на остальных магнитных катушках не так много той музыки, которая пришлась бы по вкусу не только отцу девушки, но и самой Оливии.

А затем девушка, от скуки изучая в доме все неизученные места, вернее, пытаясь таковые отыскать, совершенно внезапно обнаруживает необычную книгу, спрятанную внизу стопки произведений на высокой полке в родительской комнате. В книге оказывается несколько рассказов совершенно разных писателей, среди которых Оливия находит и рассказ Алексея Толстого «Семья вурдалака».

Заинтересовавшись, девушка решается полистать книжку и первым ей как раз попадается рассказ классика. Из комнаты Оливия книгу не уносит, все время поглядывая в сторону двери и беспокоясь, что родители, застав ее за чтением нежелательной литературы, могут и рассердиться. А этого особенно не хочется именно сейчас, когда утренний инцидент еще не исчерпан, а в дневнике ждет прочтения очень странная заметка, вернее две, в одной из которых комсомолку ругает учительница, а во второй уже сам директор сообщает, что поводов для беспокойства нет.

Хотя, все это забывается мгновенно, стоит начать читать. Спустя несколько страниц Оливия забывает уже оглядываться, забывает про родителей и о том, что вскоре они уже должны вернуться, не заботится даже и о том, что стоит возле шкафа, хотя до ближайшего стула всего пару шагов.

История затягивает мгновенно и развивается стремительно, проглатывает целиком, вынуждая окунуться в фантастический мир произведения, а затем, совершенно внезапно, обрывается так скоро, что добравшись до концовки, девушка еще не сразу отделывается от чувства, что рассказ ей показался слишком маленьким.