Владимир Титов - Одна нога здесь… Книга третья

Старик ещё раз тяжело вздохнул, с тоской вспомнив родной городишко. Мальцы растерянно оглянулись по сторонам – осень, как осень, чего в ней красивого? Вытоптанная земля, грязные лужи, проплешины пожухшей травы и несколько чахлых кустов, затаившихся возле забора. Лучше бы уж зима была.

– Одно дело у меня к вам, ребятки… – начал говорить Яромилыч и не надолго задумался, ребята тотчас, застыли столбиками, ожидая, что последует дальше. – Не знаю я в вашем городе никого, да и города тоже не знаю. Ваши глаза и уши мне могут понадобится…

– Так мы за! Можешь на нас рассчитывать! – загомонили наперебой восторженные мальцы. – Вот здорово! Ты, дедушка, наверное, против князя нашего задумал чего, да?

– Ну… – замялся Яромилыч, поскольку и сам не знал, против кого, или против чего он. – Как вам сказать… Тут оно ведь сразу и не разберешься… А что, внучата, нешто Володаря вашего так сильно в Синебугорске не любят?

– А за что его любить, морду? Родители, вон, день-деньской его ругают, чтобы князь ни делал. У других, говорят, князья, как князья, а наш – ни рыба, ни мясо. Все через одно место делает. Давно пора ему пинка под зад! Если ты против него заговор какой задумал, так мы бы помогли. Но лучше тебе в Подполье обратиться…

– Подполье? – Яромилыч свел брови вместе. – Это что за зверь такой?

– Ну, слухи ходят, что есть оно, Подполье-то. Заговорщики спрятались туда, и думают, как Володарю насолить посильнее.

– Ну, если спрятались, так где ж их найдешь? Ладно. Там видно будет. Может и Подполье пригодится. Только вы обо всем этом молчок. Никому, ладно?

– Дак зуб даем! – торжественно поклялась детвора, звучно щелкнув пальцем по передним зубам. – Ты, дедушка, когда понадобимся, токмо слово молви! Завсегда нас тут на дворе найдешь.

– Тогда по рукам! – Яромилыч вытянул вперед свою сморщенную, но ещё крепкую ладонь.

Разом посерьезневшие ребята один за другим подходили и совсем как взрослые ударяли рука об руку.

– А где ты, дед, остановился?

Яромилыч обернулся на голос. Ну, точно, это тот малой любопытствует, что к палочке приценивался. Деловитый, етишкин хвост! Как там его назвали-то? Хмылко?

– Слышал я, что есть, вроде, в Синебугорске постоялый двор Ярыги. Туда бы и пошел. Может подскажете, где такой?

– А! «Красный мухомор», что ли?! Так он тут недалеко. Переулком дальше идти, в конце повернуть налево, ну он там и будет скоро, мимо не пойдешь, крыша уж больно приметная. Пойдем, деда, мы тебя малость проводим.

За пустяшными разговорами о том, о сем, о Зибунях, о городошных приемах, они прошли часть пути. Хмылко вдруг протянул руку, останавливая шумное шествие:

– Все, дедуль, мы дальше идти не могем. Тут чужая сторона начинается, «Корюхинский конец», а мы с корюхинскими на кулачках. Они к нам не суются, а мы – к ним.

Пока он говорил, остальные мальцы настороженно осматривались, словно и впрямь вступили на неизвестную землю. Яромилыч понимающе покивал головой:

– Дело сурьезное. Ладно, я дальше один. Меня-то ваши корюхинские не тронут?

Отовсюду послышалось смешливое фырканье.

– Ну, ты скажешь! Они взрослых не задирают! Правда, там есть один. Сволочь ещё та. Рябуха его зовут. Он всякую подлянку сделать может. Ему и взрослые не указ. Толстый такой, и нос, как слива. Если увидишь, так сразу узнаешь. Да и не узнаешь, так он сам скажется, какую-нибудь гадость отмочит.

– Тогда отведает вот этого! – Яромилыч воинственно махнул палочкой.

– Здорово бы! – хмыкнули ребята. – Ты, если чего, и от нас тогда навешай ему.

– Ну, внучата, бывайте. Пойду. А про уговор наш помните. Как только что решится, я вас сразу на подмогу кликну.

Кивнув на прощанье, он зашагал по проулку дальше, а Жучка, весело подпрыгнув, припустила догонять хозяина.

Глядя им вослед, Хмылко цокнул языком:

– Не, мужики, вы думайте, что хотите, а только все-таки это был чёрный городошник.

– Точно, городошник! – согласились остальные. – И собака у него колдовская, ни разу не гавкнула.

– Но, хороший городошник! – Хмылко вздел указательный палец вверх и многозначительно им потряс, – Правильный! Который за нас, за мальчишек!

Начаты в неизвестно какой день. Местность, где-то очень далеко от Ниппон. 7 7 Дабы не возникло взаимного недопонимания, сказитель загодя спешит предупредить своих бдительных (и, стало быть, куда более сведущих в традициях настоящего государства Ниппон) читателей, что описанная здесь культура, все имена, обычаи и быт (за исключением, разве что, имен Божеств) придуманы произвольно, без какой-либо привязки к действительности. Это другая страна…

Запись 11. «Я не перестаю славить несравненную красавицу Аматэрасу 8 8 Аматэрасу оо-ми-ками – «Великая Священная Богиня, Сияющая на Небе» (яп.). , Светлую Богиню, милостиво являющую мне свой лучезарный лик и в этой дикой стране, моля Её о здоровье и долголетии моего Государя, Владыку Белой Горы, Повелителя Священной Ниппон!

Эти записи я решил сделать, ибо впал в отчаяние, и уже не надеюсь увидеть, как благословенная Ниппон украшается по весне в убранство цветущей сакуры… Я в печали и всё чаще задумываюсь о сэпукку 9 9 Харакири. … Одно только и останавливает: а кто мне окажет честь и отрубит голову, когда я вскрою свой живот? Ведь здесь ни друга нет, ни верного слуги… А варвары не имеют ни малейшего представления о таком уходе из жизни, считая подобное грехом. Только это, да ещё мысли о Митикоси удерживают меня в мире живых.

На тот случай, если в деле моем мне так и не будет дарована удача, и бумаги эти так и останутся здесь, я, веря, что отыщется хоть кто-то, кому станет это интересно, поведаю грустную историю Хатэтуримо. От начала, и, возможно, до самого конца…

О, Аматэрасу! Я запомню тот день навсегда… Утром, как обычно, мы дежурили на страже у покоев нашего Божественного Государя, Императора всея Ниппон, изображая собой две неподвижные статуи. Работа привычная для закаленного телом и духом самурая. Только и дела, что стой навытяжку с катаной наголо да с копьем в руке, и старательно пучь глаза, чтоб поужасней выглядеть. Не знаю, как получалось у меня лично, но Ибонаки, мой бессменный напарник, смотрелся воистину страшно, словно сам Такэхая-Суса-но-о-но Микато 10 10 Бог бури, чье имя означает «Доблестный Быстрый Ярый Бог-Муж», (яп.). , собирающийся на битву с длинноносыми лешими «тэнгу»! Как несравненная Митикоси обратила своё внимания в сторону столь страхолюдных стражей? Ибонаки стоял справа, я – слева, за нашими спинами – Личные Покои Государя, а перед нами располагалась Большая Приемная Зала, вся устланная циновками. В Залу вели восемь входов, прикрытых богатыми расписными ширмами. Я от натужных усилий изобразить почти божественный гнев у себя на лице (исключительно с целью угодить Государю, и отпугнуть от его покоев вечно голодных духов «гаки» и ужасных демонов «аманодзяку»), не сразу заметил, что из приоткрывшейся в дальнем углу ширмы, на меня уставились, сияющие словно небесные камни, два прекрасных глаза. Точнее сказать, я бы их так и не заметил, если бы не Ибонаки. Он вдруг, чтобы привлечь мое внимание, издал смешной звук «пст!». Я удивился: «С чего бы это Ибонаки стал вести себя столь непотребно, стоя на таком ответственном посту?» Не шелохнув закаменевшим лицом, я с трудом скосил глаза в его сторону, и издал неопределенное мычание, которое он должен был понять как вопрос: «чего тебе?» Ибонаки тоже не смотрел в мою сторону, он просто шевельнул усом, указывая направление. Я всмотрелся и увидел Митикоси. Нет, не так. Я не знал, что это Митикоси. Более того, я вообще не знал, кто такая Митикоси, даже и имени такого не слыхивал прежде. Но то, что это прекрасная девушка, я понял сразу, хотя и увидел лишь глаза. Увидел, и сразу полюбил! Это бывает только у нас, у ниппонцев, северным варварам такая любовь не известна. Но я отвлекся. Заметив, что я обратил внимание на нее, она, тихонько засмеялась и прикрыла ширму. Это видение так сильно взволновало меня, что я уже больше не мог находится наедине со своими мыслями, и пошёл на страшное нарушение правил. Кончиком церемониального копья я нацарапал на полу иероглифы «кто это?». Ибонаки последовал моему примеру, должно быть, поняв, что творится в моей душе. Истинный друг! Он написал: «Хатэтуримо, ты необразованная горная обезьяна, если не знаешь, кто это! Это же племянница Государя, несравненная Митикоси! её только вчера привезли из префектуры Тояма!» Я ответствовал: «Я пропал, Ибонаки! Мое сердце отныне принадлежит ей одной!» В ответ же получил следующее: «Да, ты пропал. Господин никогда не отдаст свою племянницу за безродного самурая. Лучше выкинь её из головы». «О нет! – начертал я, – Это свыше моих сил! Сейчас я сложу хайку!» Ибонаки спешно ответил: «Не надо!» Но меня было не удержать, и я принялся выводить: