Александр Черенов - По следам адъютанта Его Превосходительства. Книга вторая

– Вы хотите сказать, что…

Указательный палец его правой руки сепаратно от взгляда ткнулся в один из снимков.

– Вы удивительно догадливы!

Барон уже частично взял себя в руки. Атташе повезло: ведь вместо себя Его Высокопревосходительство мог взять в руки его! И это взятие едва ли стало бы частичным!

– Именно это я и имею в виду!

Барон придавил взглядом атташе, и без того уже основательно деформированного его натиском.

– Именно это: сотрудники вашей дипмиссии в Москве обокрали нас! Обокрали, как уличная шпана в тёмной подворотне!

Несмотря на не самый подходящий момент для демонстрации благородного возмущения, атташе, сын лорда и выпускник привилегированной Военной академии, не смог удержаться от того, чтобы не поморщиться. Заметив это, Барон продублировал текст – и сделал это демонстративно громким голосом.

– Именно так, господин атташе: как уличная шпана в тёмной подворотне! Джентльмены так не поступают!

Вернувшись в исходное – вертикальное – положение, атташе сдержанно поклонился Барону. На это ушли последние остатки фирменной невозмутимости, которые ему пришлось наскрести буквально «по сусекам».

– Я немедленно свяжусь с министерством, и как только у меня будут результаты…

– Вы немедленно свяжетесь с ним в моём присутствии!

Осваиваясь на кожаном диване с беспардонной решительностью, Барон не позволил атташе озвучить свои заверения.

– Поэтому не советую тянуть время: звоните прямо сейчас!

Переживая очередное унижение, атташе постоял столбом примерно с полминуты – большая продолжительность была чревата последствиями – и дрожащей рукой поднял трубку. «Отсутствовал» он – Барон не понимал по-английски – не больше двух минут. А когда он «вернулся», лицо его было бледным, как полотно.

– В посольстве в Москве – переполох… Ограбление… Вызвана русская полиция… или… как её, там… милиция…

Барон хмыкнул.

– Ну, конечно: сами украли – сами и вызвали! Молодцы! Ловко придумано!

Он рывком встал с дивана.

– Я иду к послу!

Пока Барон добирался до кабинета посла, атташе своим звонком успел предупредить его о них обоих: и о Бароне, и о его вопросе. Но это предупреждение не помогло послу ни подготовиться к встрече надлежащим образом, ни хотя бы сохранить на лице фирменную британскую чопорность.

Решительно убрав с дороги секретаря, хотя тот намеревался всего лишь исполнить обряд представления гостя, Барон стремительным шагом вошел в кабинет посла. Тот, уже направившийся к нему с улыбкой и протянутой рукой, был остановлен тем же оригинальным способом, что и атташе: пачкой фотокарточек, с размаху брошенной в лицо.

И без того хрупкая невозмутимость посла тут же разбилась об эти фотокарточки. Поэтому бурный «обмен мнениями» имел место только в исполнении Барона. По его завершению Его высокопревосходительством была оглашена резолюция, которая гласила о том, что джентльмены так не поступают. После отказа послу в признании его джентльменом его неджентльменский поступок был квалифицирован негодяйством и свинством, а творец поступка – соответственно негодяем и свиньёй.

Частично восстановив речевые кондиции, посол не захотел соглашаться с такой формулировкой. Он заявил, что считает невозможным продолжать разговор в подобном духе. Насчёт «участия» и «духа» посол, конечно, несколько преувеличил. Если он и участвовал – то только в качестве духа, отсутствуя и лицом, и голосом. В заключение посол блеснул слезой – и куртуазно заверил Барона в том, что тот может не сомневаться в немедленном уведомлении им Форин-оффис о поведении Барона. При этом он – на всякий случай – подыскивал глазами варианты отступления: кто его знает, этого русского?!

– Не забудьте поздравить своего министра с удачей! – не преминул съязвить Барон, ногой открывая дверь кабинета. – Скоты! Союзники хреновы! Ничего, вы ещё вспомните о нас, когда «красные» надерут вам задницы!

Утрачивая последние остатки сэра в себе, посол схватился рукой за сердце и побледнел. Трубка выпала из его рук. Достойно, а равно и недостойно ответить на выпад русского генерала он не смог: голос вновь отказал ему в повиновении.

Хлопнув дверью, Барон выскочил в коридор. Вернувшись в Ставку, он немедленно вызвал к себе Концова. Когда, недоумевая, зачем он понадобился Барону уже через час после встречи, Концов вошёл в кабинет, Его высокопревосходительство не стал тянуть с «огорошиванием»:

– Павел Андреич, социалистическая революция, о необходимости которой всё время твердили большевики, свершилась!

У Концова округлились глаза и отвисла челюсть.

– Нет-нет! – махнул рукой Барон. – Я – в здравом уме, Павел Андреич! Просто – небольшое заимствование у вождя большевиков. Потому, что – в тему!

Подтянув челюсть, Концов живописно двинул бровью. Перевод Барону не потребовался.

– Да-да, полковник! То, о чём мы с Вами говорили, как о будущем, стало настоящим!

Его высокопревосходительство с размаху упал в кресло

– Хватит с меня! Надоело! Ухожу…

Последнее слово Барон произнёс еле слышным шёпотом. Наступило молчание. Не могло не наступить – после таких-то слов! Каждый думал о своём, но в чём-то – об одном и том же: что дальше? И, если мысли Барона не представляли собой загадки, ибо заняты они были только отставкой и вопросами пенсионерского быта, то Павлу Андреичу надлежало решить более сложный вопрос: оставаться или нет?

За этими раздумьями он и не заметил, что Барон, опередив его на дистанции, уже вышел из состояния задумчивости и теперь внимательно разглядывал своего офицера для особых поручений. Вероятно, лицо полковника было столь выразительным и столь наглядно отображало идущий в его мозгах процесс, что Барон не смог остаться равнодушным. По этой причине, в очередной раз изменяя себе, он даже расщедрился на сочувствие Концову.

– Я понимаю Ваше состояние, Павел Андреич – особенно в связи с заявлениями, сделанными каких-нибудь пару часов назад… Но и Вы поймите меня: я не могу и не хочу больше участвовать в этом фарсе! Хватит мне волочь крест на Голгофу: я – не Христос. Мне это – не по силам…

Сумрачный Барон потемнел лицом: изыскал, таки, резервы.

– То-то обрадуются эти негодяи…

Концов согласно кивнул головой: реквизиты «негодяев» оглашать не требовалось, а в их реакции он не сомневался. Тут они с Его Высокопревосходительством не грешили против истины.

– В связи с последними событиями и моим решением, окончательным и бесповоротным, я освобождаю Вас от всех клятв и обещаний… От всех… Думаю, что Вы сами, без моих подсказок, сможете распорядиться своей судьбой… За сим прощайте, Павел Андреич – и да хранит Вас Господь!

Барон подошёл к Концову и молча пожал тому руку, печально кивая головой. Взгляд его при этом был устремлён в район верхней пуговицы кителя полковника. Павел Андреич напоследок вспомнил устав – и даже щёлкнул каблуками. Уже выходя из кабинета, он увидел, как Барон нажимает кнопку вызова секретаря…