Вяч Кон - Ляпиков – художник искушения

Ляпиков умилялся, Гиппиус был озабочен и чествовал что рассказ «Королевы» начинает вызывать в нем гневливость, но он произнес сдержано:

– Если ты хочешь претендовать на роль лидера, то надо взять ситуацию в свои руки и высказать требование, что поставленные задачи невозможно справиться в с этим количеством о людей в штате, а от нагрузки чрезмерной работники начинают увольняться, а значит, что скор вообще некому будет делать «план», и если они хотят выполнить постеленную задачу акционерами, то следует сделать простой расчет – что лучше потратится еще на одного – двух профессионалов, чем потерять сейчас тех кто есть.

– А почему ты на меня кричишь, – Жека вынырнула из объятий Ляпикова и сидела выбросив ноги из ванной. Она смотрела перед собой и в ее лице вновь появилась «Черная королева». Что-то непостижимо жестокое и надменное сразу резалось в ее лице, и какая сталь в голосе и холодной отчужденностью. Гиппиус сжал скулы, Ляпиков встрепенулся, ноги подтолкнули зад Королевы из воды «Так вставай отсюда».

Королева резко встала, сняла мокрое платье и, словно выжимая из себя чувства, стала обрабатывать его руками.

– Я на тебя повышал голос? – тихо, через стиснутые зубы произнёс Гиппиус к ужасу Ляпикова.

– Нет, – пролепетала Жека, через маску «Королевы»

На следующую ночь Гиппиус смахнет эту личину сильным ударом ладони, от чего Жека охнет, А Королева Гордо вернет покачнувшееся тело, обратно в натянутую струну.

Мы посмотрим вместе «Почтальон всегда звонит дважды» и пьесу и кино, и сделаем вывод что американская история остаётся для американцев – инстинкты и деньги, русский человек на такое не способен, даже Раскольников убивает за идею. Ляпиков это бессознательное, Гиппиус разумное, сам я ищу душу и иногда мне нравиться французское кино. А кто же Жека и что любит и хочет она? У нее есть фильтр, через который она пропускает свои чувства, отбирая лишь то что работает на ее Я, а мне – раскрытие всего что есть во мне и самое тайные и недоступные сознанию. И одно из них экспансия духа, которая порой от обилия может создать нечто новое, разрушая старое. Но чем больше Ляпиков и Гиппиус отдавали себя Жеке и другим, тем счастливее становились оба. Чем уменьшались размерах, тем тоньше и глубже они чувствовали дух времени. Чем меньше занимались собой, тем точнее понимали других. И вот однажды сентябрьским утром в их сердце вошла любовь…

Что послужило такому явлению??

Жека обладала взрывным характером, который всегда был направлен вовнутрь и лишь иногда он прорывался наружу, Гиппиус же наоборот взрывался всегда наружу и лишь иногда совершал перевороты в своей душе. Эта разница в векторах направленности и послужила их единению. Русская душа живет страстью, это уже точно определенно всеми мыслителями нашей истории и страсть творит мир, разрушает мир и оживляет его. У каждого человека своя страсть, свое направление страсти, свои мотивы и предрасположенности, определить истоки – это значит постичь ее цель реализации. А значит и найти технологи и метод ее воплощения. При неверно найденном ходе подлинное стремление искажается или распыляется, а то и просто погибает.

Ляпиков под влиянием Жеки Становится Гиппиусом, а Жека под влиянием Гиппиус побеждает свою Черную Королеву. Вот такая история.

Страсть Ляпикова к самому состоянию страсти переросла у Гиппиус в нечто противоположное, теперь уже не было огня, а был обжигающий лед. От него мерзло все к чему он прикасался. Его ледяной взгляд наводил ужас на собеседников, а холодные и чёткое оценки человеческих поступков и ситуаций повергал наземь даже самых закаленных. Он прославился Железным Магистром. Его восхождение по социальной лестнице стало стремительно. Ведь теперь все видели в нем мощную личность на которой можно быть как за стеной. Само его присутствие парализовало какие-либо импульсы из окружающих. Он стал воплощением идеала для романтиков и несгибаемой машиной для практиков, те кто по слабее обожествляли. Сам он себя ощущал спокойно и уверенно, наконец освободившись от горящей зависимости эмоциональных проявлений, как чистый кристалл льда видел все в подлинном виде… без души…

Жека рядом с таким деспотом потеряла всю свою волю, стала женственной и уступчивой, его радовало что именно рядом с Гиппиус она стала наконец такой, освободившись от бремени «мужика в юбке». Словно перевалив все на него она была счастлива обретает новое качество себя самой, которой в тайне видимо очень желала.

По вечерам он проявлял к ней некоторую снисходительность, которую она рассматривала как теплоту и заботу, а он и правда, словно оттаивал в домашней обстановке, чтобы на утро вновь превратиться в монстра. И все было ничего, но как всегда на выручку, или на беду всему человеческому, решайте сами, всплыло одно важное обстоятельство, а именно его старая фамилия, которую он сменив на более звучную и годную, под видом необходимости имиджа и заботы о будущем потомстве. Те кто донесли его старое прошлое, немного не мало подали это смешно и смешок непроизвольно докатился до него через едва скрытую мягкость в некоторых поступках подчиненных. Не подав вида, но обладая, и собрав для продуктивности своей жизни, чутье, оставшееся от чуткого сердца, он стал всматриваться в свои сны и собственные эмоциональные выплески. Они пугали его своей необузданностью и неуправляемостью. Они словно уже и не подчинялись ему, а жили своей собственной жизнью. Между строчек своего дневника, который по уже ставшей привычке анализа своих поступков, стал замечать какую-то скрытую гримасу личного повествования, его язвительные насмешки над самим собой стали прямо таки садистическим, словно кото-то уже не любящей рукой ироничного взгляда, а жирной кистью на заборе, построенном вокруг его души писал пасквили полностью снимающие его тонкие завески кротких поэзий. Его лирика покрывалась толстым слоем бессознательной желчи, и его писательство стало вонять вторсырьём. Уже не было ясных и чётких мыслей к себе и своей жизни. Уже брызгал он слюной на подчиненных, а потом и на близких. Уже было видно, что он болен и от понимания этого обратился к своему прошлому, как за спасательную соломинку.

Ему вспомнилось как еще молодым он грезил быть художником, а не телевизионным магнатов, считающим деньги и власти. Как потянулись руки в кисти и акварели, как капнули первые пятна на чистый лист бумаги, как всхлипнуло сердце и распахнулось на встречу пейзажу и растворило в себе.