Натали Синегорская - И любовь к тебе придёт. Вторая часть дилогии «Колдовской плод»

– На аудиенцию к Прелату пойдет кто-нибудь? – угрюмо спросил маг, убедившись, что все проснулись, а кто-кто даже выспался.

Я стряхнула руку Даша с плеча и решительно встала.

Аудиенция проходила в соседней пещере.

Нет, я, конечно, понимаю – заповедные места, где когда-то была открыта Блуждающая, исторический экскурс, камни, каждый из которых знает и помнить самого Святого Улию… Все это придает определенный колорит и способствует атмосфере поклонения и почитания.

Ну, так и сделайте тут пещеру-музей. А гостей принимайте в тепле и уюте, трудно, что ли?

И вообще. Во мне рождалось смутное подозрение, что сей причудливый природный уголок, максимально удаленный от цивилизации, избран Общиной для постоянного проживания именно благодаря своей удаленности. Во времена безмагии непроходимость скал гарантировала какую-никакую безопасность. Это понятно и не вызывает лишних вопросов. Но позвольте, для чего нужно столь усердно шифроваться теперь, когда безмагия побеждена и ей на смену пришла молодая смена ретивых и норовистых магов?

Примерно такие мысли проносились в моей голове, пока я в полном одиночестве ожидала аудиенции.

Они – мысли – мгновенно выветрились, едва в дальней каменной стене открылась незаметная дверца, и в пещеру шагнул Прелат Ордена.

В пещере из мебели стояло всего два стула. Один был занят мной.

На другой сел он.

Черный плащ и капюшон надвинут на лицо.

Он что, полагал, я его не узнаю?

– Желаю радоваться, дитя, – раздался из-за капюшона его голос.

Да что это с ним такое? Почему он говорит так важно и высокопарно? Почему не встанет, не скинет капюшон, не обнимет меня? Оказывается, до сих пор я и не подозревала, что пришла сюда вовсе не за ключом для Блуждающей, а для встречи с ним.

– Для чего ты прибыла в Орден?

Он ждал от меня ответа, но так и не дождался. Сказал невыразимо патетическим тоном:

– Многие паломники ищут в недрах первопещеры, как мы называем эти священные коридоры, мудрость и ум. Кто-то приходит, ведомый тщеславием. А иные желают получить все богатства мира, обретя власть над вещами, в коих заключена частица волшебства Святого Улии. Я не знаю, что привело сюда тебя и твоих спутников. Надеюсь, цель ваших поисков достойна и высока.

Он снова помочал. Спросил с едва уловимым раздражением:

– Так ответь же, дитя, что нужно тебе в Ордене? Расскажи, какова истинная цель твоего пребывания здесь.

Молчать дольше становилось невозможно.

– Встретиться с тобой, – просто сказала я.

Из-под капюшона блеснули глаза, в которых читалось любопытство.

– Вот как?

– Как зовут вас, Прелат? – спросила я дрожащим голосом, не в силах больше сдерживать волнение. – Как звали вас, когда вы жили в столице? Вы ведь жили в Ойлине, верно?

Он молчал. То ли посчитал мои вопросы дерзостью, то ли раздумывал, как лучше ответить, не выдав свое инкогнито.

И почему они окружают себя такими слоями тайны и загадочности?

Он все еще молчал. Тогда заговорила я:

– Вас звали мист Дарц Сольгон-тонс, не так ли? Или вы забыли свое настоящее имя?

Он молчал. И даже глаза перестали блестеть из-под капюшона.

– Странно, что вы называете меня «дитя». Ведь и у меня есть имя. Знаете, как меня зовут? Мирохарда Юргрия Сольгон-тонс.

Мужчина вздрогнул. Сказал тихо:

– Если бы у меня была дочь, я назвал бы ее Мирохардой… Как жаль, что у меня нет дочери.

– У тебя есть дочь! – закричала я. – Папа, у тебя есть дочь! Это я!

Сердце мое рвалось к нему. Встать, подбежать и обнять – вот что хотелось мне больше всего. После того, как я увидела морок там, в крошечной комнате позади кабинета Макер-тота, это было самым заветным желанием. До сего мига я считала его невыполнимым.

Он откинул капюшон.

Все в моей душе перевернулось.

Я помнила эти глаза, и это выражение лица – бесконечное удивление, которое появлялось после каждой его поездки. Папа стоял на пороге, в своей вкусно пахнущей летной форме, со стрекозиными очками на лбу, а я неслась ему навстречу и, добежав, подпрыгивала и повисала в его сильных руках. Он целовал меня, ставил на пол и смотрел вот так же, удивленно, приговаривая:

– Как же ты выросла, девочка моя, как же ты выросла…

Вот только сейчас на нем не было ни летной формы, ни очков. И он не распахивал мне навстречу большие сильные руки. Просто сидел и удивленно смотрел.

Он был почти таким же, как я его помнила. Разве что постарел немного, совсем немного. И поседел. Серебряные пряди чередовались с темными, и казалось, будто на голову плеснули немного расплавленного могуллия…

– Невозможно, – наконец вымолвил он. – У меня никогда не было дочери. У нас с женой не могло быть детей…

Странная мысль пришла мне в голову. Я спросила:

– Ты… Был магом?!

Он кивнул:

– Все, кто работал с первыми летунами, были магами. Мы оканчивали закрытую школу, школу для избранных, где обучали обращению с могуллием. Это было непременное условие для полетов… Считалось, летуном может управлять лишь маг. Потом, как я узнал, все изменилось… Но тогда…

Он помолчал немного. Сказал:

– Если хочешь узнать подробности, я расскажу позже. А пока… Мне интересно, с чего ты взяла, будто я твой отец.

С чего я взяла? Да ведь папа был почти во всех моих детских воспоминаниях! И как он со мной играл, и как мы вместе гуляли – мама, папа, а между ними я, держу их за руки, подпрыгиваю, а они поднимают меня в воздух, и папа говорит: «Вот так и я летаю, и ты полетишь когда-нибудь»… И еще как он покупал мне красивых кукол, и вкусные пирожные, и обещал взять с собой в полет. А однажды улетел и не вернулся. Тогда я уже жила в другой семье, но все равно помню, как мама долго-долго плакала и как из нее уходила жизнь, и если бы я не удочерила маму, то неизвестно, что бы с ней стало…

Он покачал головой:

– Это любопытно. Но ты все равно что-то путаешь.

Путаю?! Я принялась описывать нашу квартиру, нашу улицу и квартал, наших соседей, включаю зловредную старушенцию Зофу Галген-тонс. У него расширились глаза от удивления. А когда я напомнила о его портрете, что до сих пор висит в комнате, Прелат воскликнул:

– Портрет! Надо же, неужели он сохранился?

– Сохранился, – кивнула я. – Он висел там все время, и даже безмаги не смогли его забрать. В последние годы старого режима патрули ходили по домам и изымали все мало-мальски магические вещи. А портрет оставили, даже несмотря на то, что в красках явно присутствовали следы могуллия…