Влад Костромин - Гнездовье котов

– Из вновь прибывших – да. А те, кто были старожилами, – Коля пожал плечами, – кто же их знает?

– Но ведь судьба кота Шредингера определяется случайным образом!

– Тогда стой молча и молись, чтобы случайность была на твоей стороне.

– Откуда ты все это знаешь?

– Когда из меня делали входной билет для тебя… много порассказали.

– Прости…

– В город нельзя войти без билета…

– Почему?

– Трамваи своим движением создают особую структуру пространства-времени. Если бы они вдруг остановились, то весь этот кусок реальности просто бы исчез. А так они тактом движения задают частоту системы, вектором движения – общий вектор. Трамвай здесь одновременно ножницы, перекраивающие ткань пространства-времени и иголка с ниткой, сшивающая разрезанную ткань. Они ездят, создавая священный союз физики и биологии, разрезая-сшивая, закручивая, как в вихре, и получается многослойность, вроде, как листья на капустном кочане, а внутри локальное пространство, с соответствующим образом искривленными границами. Без трамваев в этот «кочан» попасть уже невозможно. Понял?

– Не совсем.

– Еще бы ты сходу понял. Тут не всякий математический физик просто так, на пальцах, разберется. Даже Эйнштейн не въехал в структуру и содержание этого пространства, не расшифровал комплект скалярных потенциалов.

– А трамваи когда-нибудь остановятся?

– Нет, их приводит в действие энергия гармонических колебаний Вселенной. Пока будет существовать Вселенная, трамваи будут ездить. А вот у тебя столько времени нет.

– И кто все это создал?

– Вот этого я не знаю. И возможно, не знает никто, из ныне живущих в городе.

– Тебе больно?

– Сам как думаешь?

Мы замолчали, глядя на решающие мою судьбу трамваи.

Рассказ написан на конкурс «Черная метка 2019» сайта «Квазар». Занял 6-е место. Вошел в сборник «Избранные. Черная метка 2017/18/19» https://ridero.ru/books/izbrannye_chernaya_metka_i/

Отец приехал из города необычно задумчивым, и, что еще более поразительно, трезвый.

– Андрей, аль помер кто? – встревожилась мать.

– С чего ты взяла?

– Ты трезвый вернулся.

– Что же я алкоголик какой? – фальшиво возмутился отец. – Я чай работник культуры, не фигля-мигля какой.

– Так что случилось? – не отставала мать.

– Слышал я историю одну, – сел за стол, закурил. – Что ежели настоять змеиный глаз на спирте, то можно жить вечно.

– Сомнительно как-то, – нахмурилась мать. – Если бы все было так просто.

– Что тут простого? Ты сначала змею поймай, глаз вырви, а потом говори. Глаз должен быть целым – вот дела, да?

– Правый или левый?

– Думаешь, есть разница? – отец почесал затылок и сам себе ответил: – Конечно, есть. Слушай, – смутился, – я как-то не надумал спросить.

– А кто тебе сказал?

– Да заехал к куму, а у него мужик выпивает. Не простой: руками может оперировать, как филиппинец.

– Ничего себе!

– Вот он взял, руками так вот просто поводил, – отец изобразил, – и мне стало холодно.

– Да иди ты!

– Вот и я про то же. Выпили мы, он и рассказал про глаз.

– Сомнительно.

– Что ты вечно сомневаешься, как бабка старая? Завтра сходим в лес, поймаем змею и проверим.

– Легко сказать, поймаем.

– Что трудного? – спросил раздраженно. – Что за привычка раздувать из мухи слона? На болотах змей полно. Должны быть.

– А на работу?

– Что такое работа по сравнению с бессмертием? – плюнул на пол. – Еще успеет надоесть.

– Логично, – подумав, согласилась мать. – Я тоже отгул возьму.

Назавтра мы пошли на болото.

– Где все змеи? – бурчал отец. – Как корова языком слизала.

– Ты давно вообще змей видел? – спросила мать.

– Не считая твоей мамы – давно.

– Хам ты!

– Сама ты… – замер. – Смотрите.

Посреди чахлых деревьев, будто палец в небо, торчал камень. На нем сидела – я протерла глаза – большая птица с женской головой и смотрелась в зеркало, ручку которого крепко сжимала в лапе.

– Что это? – прошептала мать и перекрестилась.

– Болотный газ, – убежденно сказал отец. – Галлюцинации от него.

– Прямо как живая.

– Я и есть живая, – прокуренным и пропитым голосом отозвалась полуптица и, отодвинув зеркало, брезгливо посмотрела на нас. – А вот вас какой бес сюда принес?

– Мы это… – начала мать.

– Что ты с ней разговариваешь? – одернул отец. – Это глюк. Ты что, психичка, с глюком говорить?

– Сам ты глюк, кудрявый! – полуптица плюнула в отца, но не доплюнула. – Я Виктория! Мужик, ты что курил?

– Я вообще курить бросил, – насупился отец (он всегда был жаден на сигареты). – До пенсии хочу дожить.

– Чего тогда по болотам шаришься?

– Мы это… – снова вступила мать, – змею ищем.

– Со змеями нонче не то, что давеча, – развела крыльями, явив обвисшие женские груди, – как китайцев в тайгу пустили, так змеи стали ныкаться по нормам да ущельям, болотам да пустошам.

– Это болото? – отец обвел рукой вокруг.

– Резонно, кудрявый.

Отец приосанился, мать дернула его за волосы.

– Что ты с ней треплешься? – прошипела злобно. – Кобель! Сисек не видел?

– Ничего я не треплюсь, – пробурчал, – я просто как зоолог смотрю: у птицы грудь. Прикольно же. – А громче спросил:

– Скажите, а тут змей нет поблизости?

– Вот же настойчивый, – в сторону сказала Виктория, – люблю таких. Слышь, мужик, есть тут один ползучий, но страшный, страсть просто.

– Где? – отец аж подскочил от нетерпения.

– Сейчас. Змей! – прокричала и закашлялась, заклекотала грудью.

– Чегось? – из-под коряги выглянул блеклый поседевший змей с повязкой на глазу. – Третий нушшен?

– Уже нет! – отец молнией метнулся вперед и цепко ухватил добычу за шею.

– Ты шшего, мушшик? – полузадушено прошипел змей. – Попуталшшя?

– Молчи, ремень ползучий! – ловко выволок из-под коряги, растянул перед нами. – Смотрите, какой красавец. И здоровучий.

– У него глаз один, – холодно сказала мать.

– Как один? – отец загнул змея, уставившись ему в морду. – Ты куда глаз дел, тварь?

– А шшо я? – обиженно шипел змей. – Это Адам окошшел от забродивших яблок и буянил.

– Тот еще дебошир, – подтвердила Виктория. – Как накатит, так никакого сладу с ним нет. Начинает бить себя в грудь и кричать: «Я по образу и подобию, а вы ошибки!»

– Вы нам зубы не заговаривайте, – прервала мать. – Нам глаз нужен.

– Глаз вшшем нушшен.

– Для начала и одного глаза хватит, – решил отец. – Зато не перепутаем, где правый, где левый.

– Логично, – кивнула мать и достала из сумочки нож-бабочку. В молодости она с ним грабила мажоров. – Держи крепче, чтобы глаз не повредить. Света, доставай.