Ирина Вязова - Ворчало

– Ты, каптан салага! Неправильно, ик, сказал! Видал?! Так не ле-ик-тают! Бочку не так делают! – И вдруг как заорет: – Смирна-а-а!

Одновременно он выполнил фигуру высшего пилотажа – бочку. На удивление, Аннушка безропотно и чисто крутнулась. Роль получил по морде консервной банкой, заменяющей пепельницу первому пилоту. Окурки, попорхав по кабине, приземлились кто куда. Стоял непроницаемый туман из пепла. В этом тумане материализовалась опухшая рожа Комэски.

– Таварищьчь полковник! Разшите обртиться!

– Обра-ик-шайся!

– Таварищьчь полковник! Че у нас. У вас. Происходит. Ило. Пыраизошло, мать его так?

– Не видишь?! Учу, ик, твоего капитана! Летать!

– А-а-а-а! Разшите докласть!

– Нок-ик. Накладывай!

– Ваш зам. по пролитике, скатываясь с потолка, прицепился щекой к удочке!

– От-ставить! Ик! Выплюнуть!

– Невозможность! Крючками! Три штуки! На щуку!

– Сейчас, ик, разберемся! – полковник попытался резко встать. Ремни, спружинив, отбросили его в кресло. Полковник, вращая глазами, повторил попытку.

– Таварищьчь полк-овник! Рюкзак-то скиньте! Пока то да сё… Снимите его, к свиньям собачачим! С ним плохо бегать!

Ошарашенный происходящим, Роль вцепился в штурвал, мотая головой и отплевываясь от пепла. Аннушка, брезгливо подрагивая и взвизгивая движком, обиженно фигачила неизвестным курсом. Посмотрев на гирокомпас, прикрученный проволочкой к торпеде перед лобовым стеклом, летчик перевел взгляд на приборную доску. Гирокомпас уверенно показывал: курс – триста тридцать пять, штатный – сорок семь! РК, настроенный на дальний привод, весело болтал стрелкой в секторе не менее сорока градусов! Получалось, если всему этому верить, то можно лететь: хочешь – на восток, хочешь – на север. Все равно получится правильно! А надо лететь на юг! Как быть? Роль покрутил башкой. Впереди и слева, примерно на десяти тысячах, встречным курсом шли два борта в паре. Инверсионные следы четко, как стрелы, пересекали небо. Роль прикинул по времени: не иначе – Савин и Морозов. Домой идут из зоны. У них сегодня ФС. А вот на каких машинах? Значит, позывные неизвестны. Плохо. Надо попробовать выяснить. Послушаем. Если повезёт – услышу. Времени маловато, еще минут пять – и след размоется в небе.

И всё.

Молчат, гады! А тут хоть пропадай! И стемнеет скоро! Нужно действовать!

Роль развернулся, на глазок пристроился параллельно следу и засек показания гирокомпаса. Поправка получилась небольшой, минус восемь градусов. Если это Мороз, тогда порядок: через тридцать минут – речка, по ней – до поселка, а там лапой подать! А если не Мороз, тогда заблудился. Скандал! Это надо же! Стыд-то какой! Засмеют! Поди объясни про гирокомпас, Аннушку, бочку и полковника!

Роль переключил РСИУ на канал «Байконура-Крайнего» и, поправив гарнитуру, запросил:

– Мороз! Ответь!

– Кто в Новогоднем эфире?

– Я.

– А-а! Понятно. Теперь отгадай, кто я.

– Елочка?

– Не-а! Не попал!

– Снегурочка?

– Теплее!

– Мороз – Красный Нос?

– Отгадал!

– «Крайний» всем бортам! Прекратите посторонние разговоры в эфире! Накажу!

– Накидываем кнопку!

– Понял!

В эфире разразился сплошной треск. Все, кто находился в воздухе и на земле, срочно накидывали кнопки. Всем было интересно, о чем собирается секретничать эта парочка. Роль понимал: конфиденциальности – никакой, поэтому губу не раскатывал, а вот «Крайний» накинуть кнопку не мог! По техническим причинам. Бе-бе-бе!

– Мороз, Роль. Ответь!

– Говори, слушаю.

– Домой идешь?

– Да.

– Меня видел? Я на Аннушке.

– На радаре видел борт. Семь минут. На тысяча триста. Это ты?

– Я.

– Тебя как туда занесло?

– Комиссию на рыбалку возил.

– Ну и как? Наловили?

– Ага, два ящика!

– Мы подлетаем. Времени в обрез. Говори, что надо.

– Каким курсом проходил меня?

– Сто семьдесят. Плукаешь?

– Нет, все пучком, РК-7 барахлит, спасибо. До связи!

– Ну-ну. Барахлит, говоришь? Забегай ко мне, у меня лещ есть!

– Лещ – это вещь! Забегу! Жди!

– Ты давай не пустой забегай!

– Понял.

– Ну все, пока, а то я уже на четвертом!

– Мягкой!

– Спасибо!

– Эй, на шхуне! – ввязался кто-то в разговор. – Где лещ водится? Можно присоседиться? У меня коньяк есть. «Варцхе»!

– Давай! – ответил Роль.

– А меня! – запросил густой и хриплый бас.

– А ты кто такой?!

– Я – спирт! Полтора литра!

– Заходи! Ну, кто еще? С тортом!

– Зачем вам торт?

– Для веселости!

– Хорошо, приду с тортом и девочками.

– Девочек побольше! И покрупнее! – подметил Бас.

– Извращенец!

Кто-то тенором заголосил:

– Всем, всем, всем! Кто слышит! Сегодня в двадцать два ноль-ноль у Мороза! Вход только по предъявлению пузыря!

– А наземным службам можно?

– Сколько вас?

– Не больше пяти.

– С метео Аня Степаненко будет? – торопливо встрял Роль.

– Будет.

– Тогда ждем! Только медичек не приводите!

– Поняла.

Роль не стал дослушивать и перешел на свой канал: все равно лавинообразный процесс уже невозможно было контролировать.

Душа у Роля пела. Ура, ура, ура! Расчеты и догадки верны! Лечу правильно! Можно расслабиться и приступить к созерцанию окружающих красот. Если, конечно, пассажиры – асы всех времен – чего-нибудь еще не отчубучат. Но сегодняшняя ночь будет как награда. И первый тост – за Аннушку!!!

Посадка прошла по всем правилам и согласно писаным и неписаным инструкциям. Правда, по диагонали. Боковым ветром сдуло. Не рассчитал. Вернее, даже и не рассчитывал. Расслабился. Замечтался!

«Нда-а-а! Вот те и политзанятие!» – подумал Роль, пробегая по коридору в сторону свободы.

Впереди маячила дверь.

За дверью – Аннушка в легком летнем платьице!

Красавица!

Аннушкой авиаторы ласково называют АН-2.

Комэска – командир эскадрильи.

Остальное – неважно.

Представьте себе: вас разбудил будильник, ну, где-то около пяти, и с размаху, не проснувшись, вы шагнули в раннее утро. Тогда, возможно, почувствуете на себе, как мне хотелось спать! Спать хотелось ужасно. Однако ничего не поделаешь, раз уж проснулся, надо продолжать делать задуманное, запланированное, назначенное и, может быть, даже предрешенное силами, нам не ведомыми. Одним словом, надо. Есть такое слово – «надо». Хотя есть еще и такое слово, как «хочу». Или более подходящее для данного случая – «не хочу». Впереди двадцать дней в лодке, в палатке, в лесу, у костра. Романтика… Чтоб ей пусто стало… То есть, пусто было. То есть, как это правильно сказать?

Турбазовская лодочная станция располагалась в небольшой заводи. Несколько лилий, сбившись в кучку, тыкались в противоположный берег.

Безветренно.

Зябко.

Тихо.

И чертовски красиво.