Евгений Гончаров - New «Мёртвые души». И другие повести и рассказы

– Смотри мне, от работы там не отлынивай, пьянствуй поменьше. Скоро приеду за списками.

– Не подведу вашего доверия! – пообещал Миша.

Когда он к вечеру проснулся на кладбищенской скамейке, то не нашёл ни бутылки из-под коньяка, ни фольги от шоколадки.

«Надо с насваем завязывать, – подумалось ему, – а то совсем крыша съедет».

Под богатым каменным надгробием лежал Фёдор Семёнов. При жизни он был сначала подающим большие надежды учёным-математиком, а потом известным в Благозвонске бизнесменом.

Первым его шагом к богатству было мошенничество. Этот способ заработка лёгких денег Семёнов подсмотрел в 1991 году в Ленинграде, где был на защите своей кандидатской диссертации. Какой-то человек, по виду бурят, стоял на Невском проспекте и держал самодельный транспарант с надписью, выполненной на листе ватмана плакатным пером: «В фонд спасения Байкала». У его ног была картонная коробка из-под ботинок, в которой лежала приличная кучка банкнот разного достоинства.

И Фёдор решил перенять опыт этого афериста. Поскольку сам он был гураном (потомки от смешанных браков русских первопоселенцев Забайкалья с местными народностями монголоидной и маньчжурской групп), его можно было принять за бурята. Решив, что для Ленинграда двух сборщиков денег в этот фонд будет многовато, он встал на экологическую вахту в Москве. Он простоял на Красной площади – возле собора Василия Блаженного – полдня и собрал сумму, равную своей месячной зарплате ассистента кафедры. На следующий день к нему подошли крепкие ребята в куртках-кожанках и штанах-трениках и предложили свою крышу, потребовав за это четверть от выручки. Федя согласился. Потом подошёл постовой милиционер и предложил свою и своих сменщиков охрану по такой же таксе. Федя опять согласился.

Так он и стоял три года под двойной охраной, пока не попал под статью о незаконных валютных операциях. На Красной площади, известно, всегда много зарубежных гостей, и многие из них, услышав перевод надписи на Федином транспаранте, делали пожертвования в валютах своих стран. Его повязали возле Лобного места, где он обычно менял доллары, фунты, марки и иены у знакомого валютчика.

Демократия уже шагала по стране, но статью УК РСФСР за незаконные валютные операции ещё не отменили.

Отмотав три года на зоне, а потом ещё два года на химии, Семёнов приобрёл кучу полезных знакомств в уголовном мире. Откинувшись, – извиняюсь, выйдя на свободу, – он осмотрелся в новой уже жизни и убедился, что изменились лишь её формы, а содержание осталось старым. Как и встарь, все начальные капиталы сколачивались преступным путём. Больше всего, из-за малой стартовой затраты, ему понравились уличные лохотроны.

Не владея ловкостью рук, необходимой для игры в напёрстки и три карты, и будучи в прошлом научным работником с учёной степенью, Фёдор организовал беспроигрышную лотерею, в основе которой была теория вероятности, игравшая на руку ведущему. В непрозрачный вращающийся барабан закладывалось 36 целлулоидных мячиков от пинг-понга, шесть раз пронумерованных от 1 до 6. Игроку, заплатившему 100 рублей, предлагалось достать из барабана шесть шариков. Если хотя бы одна цифра повторялась дважды, игроку вручалась газовая зажигалка, трижды – электронная игрушка «Тетрис», четырежды – пылесос, пятижды – цветной телевизор… Счастливчику, доставшему из барабана шесть одинаковых цифр, тут же вручались ключи и технический паспорт от автомобиля «Жигули». По теории вероятности, за день машина могла выпасть приблизительно лишь одному из 10 000 000 игроков.

И хотя шансы выиграть «Жигули» были исчезающе малыми, Фёдор подстраховался и здесь – ключи с вазовским брелоком были настоящие, а техпаспорт – поддельным.

В отличие от остальных лохотронщиков, Семёнов официально зарегистрировал свою беспроигрышную лотерею в городской администрации, ежемесячно отчисляя 10% от прибыли в бюджет Благозвонска на нужды культуры и спорта. Таким образом, он не только обезопасил себя от милиционеров, но даже получил их защиту. Впрочем, помня поговорку про суму и тюрьму, от которых не надо зарекаться, ещё половину от оставшейся прибыли он отдавал в воровской общак.

Скоро государственные мужи, в поисках дополнительных доходов в казну, удумали разрешить в России игорный бизнес. Не без деятельного участия Фёдора Семёнова Благозвонск превратился в русский Лас Вегас – весь центр города светился неоновыми огнями вывесок казино.

Это было воистину золотое время. Калейдоскоп рулетки, как магнит канцелярские скрепки, притягивал игроков, блэкджек-патрошитель выворачивал карманы клиентов – проигрывались заводы, пароходы и самолёты, квартиры, обручальные кольца и золотые коронки. Неудачники стрелялись и вешались. Семёнов уже не знал, куда деть деньги…

Фёдор Семёнов умер нелепой и мучительной смертью, откушав в Гонконге японских суши, заражённых неизлечимыми микроглистами, съевшими его организм изнутри за неполный месяц. За этот короткий срок он успел потратить на дорогостоящие, но совершенно бесполезные импортные лекарства все свои немалые сбережения на чёрный день.

Деревянная тумбочка, на которой был прибит мебельными гвоздиками кожаный лейбл Levi’s, была памятником лучшему из благозвонских портных с основания города.

Портняжному делу Виктор Яблоков выучился ещё в школьные годы, переняв секреты ремесла у соседа по коммунальной квартире – бездетного бобыля Марка Захаровича Гольдштейна. Старый еврей зарабатывал на курочку тем, что обшивал артистов местного драмтеатра, а заодно и стиляг Благозвонска. Когда в универмаге продавались двубортные пиджаки унылого покроя и давно вышедшие из моды брюки с широкими штанинами, Гольдштейн воспроизводил по фотографиям из журналов Time и Life ультрамодные блейзеры на двух пуговицах короля рок-н-рола Элвиса Пресли и его брюки-дудочки по щиколотку.

К выпускному вечеру Витя сшил себе битловский костюм, с пиджаком без воротника и зауженными брючками, в надежде произвести фурор среди одноклассниц и выпускниц параллельного класса. Но на входе в школу его перехватил патруль из членов родительского комитета и завернул домой, переодеваться в нормальную советскую одежду. Витя устыдился своего старого школьного костюма, вытертого на локтях и с пузырями на коленях, и не пошёл на выпускной бал, до утра проплакав от обиды.

В текстильный институт он не поступил, не пройдя по конкурсу, и его призвали в армию. Три года рядовой Яблоков по ночам подгонял по фигуре военную форму дембелям. Искусство заключалось в том, чтобы китель и брюки не топорщились, но и не выходили за рамки уставных требований. Оплата за работу была натуральными продуктами – пайковым сливочным маслом и папиросами, которые некурящий Витя менял на конфеты-подушечки «дунькина радость». Но главное, что получил за это время Яблоков, был большой практический опыт. К концу службы он соответствовал шестому разряду швейника-моториста, хотя и работал на старинной машинке «Зингер» с ручным приводом.