Георгий Огарёв - 1000 притч

– Не обретешь и за триста лет, – ответил Баязид.

– Но почему?! – возмутился искатель просветления.

– Потому что этому препятствует твое тщеславие, – сказал мудрец.

– Но как мне от него избавиться? – забеспокоился искатель.

– Есть одно средство, но боюсь, оно тебе не подойдет.

– И все же назови его, – настаивал человек.

Тогда Баязид сказал:

– Для начала ты должен пойти к цирюльнику и сбрить свою почтенную бороду. Затем тебе нужно снять свою богатую одежду, опоясаться кушаком и надеть на шею торбу с грецкими орехами. Когда ты все это сделаешь, ступай на базарную площадь и кричи там во весь голос: «Даю орех любому сорванцу, который ударит меня по шее». А после этого ты должен пройтись перед зданием суда, чтобы старшины города увидели тебя в таком виде.

– Но я не могу этого сделать! – взмолился человек. – Прошу тебя, расскажи мне о каком-нибудь другом средстве.

– Увы, это единственный возможный шаг к цели, – сказал Баязид. – Но я ведь предупреждал, что это средство тебе не понравится, а потому ты неизлечим.

Ян Хой, настоятель монастыря, был очень стар. Кому же передать свой посох учителя? Как среди сотен достойных монахов выбрать будущего наставника? Да, пришло время испытаний. Были отобраны лучшие из лучших, им предстояла долгая дорога по безлюдной, выжженной солнцем пустыне, через высокие хребты мертвых скал.

Немногие выдержали суровый путь. Страшная жажда и голод заставили большинство повернуть обратно.

Но вот показалась первая деревня, недалеко от которой монахи завидели холодный источник. Дикая радость заблистала в их глазах, и они с нетерпением бросились в прохладные воды. И только Лу Цинь, воздав хвалу небесам, спокойно омыл лицо целебной влагой и попил из ладоней.

Вскоре монахи вошли в деревню. Местные жители встретили их очень гостеприимно. Накрыв богатый стол прямо на улице, они пригласили монахов отведать разных кушаний. Изголодавшиеся паломники жадно набросились на пищу. И только Лу Цинь, поблагодарив людей за теплый прием, взял одну рисовую лепешку. Он ел так скромно и спокойно, будто вовсе не был голоден.

И наконец, пришло время проповедей. Отдохнувшие, насытившиеся, монахи начали поочередно читать наставления. И только Лу Цинь, прислонившись к бамбуковому дереву, радостно молчал и не порывался проповедовать.

Все это время старый Ян Хой внимательно наблюдал за своими учениками. И вот, собрав их в конце дня, он наконец сказал:

– Там, где есть жажда – есть и утомление. Где есть голод – есть и пресыщение. Где есть слово – есть и празднословие. Мастеру следует избегать этих крайностей.

Истинно возвышенный дух сохраняет благородство во всем: в голоде и в сытости, в печали и в радости, в слове и в молчании.

С этими словами Ян Хой подошел к Лу Циню и вручил ему свой посох.

Цзы Гун, ученик Конфуция, как-то сказал своему учителю:

– Я хочу отдохнуть.

– В жизни нет отдыха, – ответил Конфуций.

– Значит, мне не суждено обрести покой?

– Нет, ты найдешь его. Взгляни на тот могильный курган, такой величественный и могучий, и ты поймешь, где ждет тебя твой покой!

– Воистину смерть велика! – воскликнул Цзы Гун. – Благодарный муж обретает в ней отдохновение, заурядный человек покоряется ей.

– Теперь ты все понял, Цзы Гун! Мудрый обретает покой в том, что дарит ему покой, и не ищет покоя там, где его нет. Заурядный же человек ищет покой в том, что не дает покоя, и не имеет покоя там, где он есть, – ответил Конфуций.

Однажды ночью учитель наследника престола Жуань Юй гулял со своим учеником по саду и любовался ясною луною в чистом небе.

– Какая красота! – воскликнул Жуань Юй.

– А по мне, было бы еще красивей, если добавить сюда кружева из мелких облаков, – сказал юный царевич.

– Видно, на сердце у вас не все чисто, если вам хочется запачкать эту великую чистоту! – заметил Жуань Юй.

Чжуан-цзы лежал на смертном одре, ученики уже собирались устроить ему пышные похороны. Тогда Чжуан-цзы сказал:

– Небо и земля будут мне внутренним и внешним гробом, солнце и луна – парой нефритовых дисков, звезды – жемчужинами, а вся тьма вещей – посмертным подношением. Разве чего-то не хватает для моих похорон? Что можно к этому добавить?

– Но мы боимся, – отвечали ученики, – что вас, учитель, склюют вороны и коршуны.

– На земле я достанусь воронам и коршунам, под землей пойду на корм муравьям. За что же муравьям такое предпочтение?

Однажды вечером Ма-цзу Даои вместе со своими послушниками по имени Ситан, Байчжан и Наньцюань любовались луной. Ма-цзу Даои спросил:

– Как вы думаете, для чего можно использовать такое время?

– Лучше всего совершенствовать сердце, – сказал Ситан.

– Лучше всего – совершенствовать поведение, – сказал Байчжан.

Наньцюань же встряхнул руками и ушел.

Тогда Ма-цзу Даои сказал:

– Вот как лучше всего использовать это время.

Один монах спросил наставника Уцзу:

– Кто такой Будда?

– Кипарис во дворе, – последовал ответ.

Чжуан-цзы и Хуэй-цзы прогуливались по мосту через реку Хао. Чжуан-цзы, посмотрев вниз, сказал:

– Как весело играют рыбы в воде! Вот радость рыб!

– Но ты ведь не рыба, – заметил Хуэй-цзы, – откуда же ты знаешь, что я не знаю, в чем заключается радость рыб?

– Я, конечно, не ты и не могу знать того, что ты знаешь. Но и ты не рыба, а потому не можешь знать, в чем радость рыб, – все так же возразил Хуэй-цзы.

Тогда Чжуан-цзы сказал:

– Давай-ка вернемся к началу. Ты спросил меня: «Откуда ты знаешь радость рыб?» Значит, ты уже знал, что я это знаю, и потому спросил. А я это узнал, гуляя у реки Хао.

Однажды монах спросил у наставника дзен Якусана:

– Как выразить неизреченное?

– Сейчас это сделать невозможно, – ответил Якусан.

– Когда же будет возможно?

– Тогда, когда об этом не спрашивают.

Некто имел участок земли, покрытый кучами мусора, и решил продать его. Купивший эту землю очистил ее от мусора и нашел на том месте родник превосходной воды.

Насадил он виноград и гранатовые деревья, инжир и ароматические растения, построил тут же башню и приставил к месту надежного сторожа.

Прохожие не могли налюбоваться на этот сад. Случилось побывать там и прежнему владельцу. Видя, во что превратилась недавняя пустошь, он воскликнул: «Горе мне! Такое место я продал! Такой благодати лишился!»