Георгий Огарёв - 1000 притч

«Кого-кого, – подумал султан, – а Аллаха я славлю ежечасно».

– Грех – это возжелать чужую жену, – сказал третий.

«Слава Аллаху – жен у меня своих много», – обрадовался султан.

И много еще мелких и больших грехов, которых не знал за собой повелитель, называли мудрецы.

«Стало быть, я безгрешен», – утешился владыка.

Но был среди собравшихся еще один мудрец, который почему-то молчал.

– А ты что скажешь, Абу Фарум? Почему молчишь?

– Грех – это думать, что у тебя нет никаких грехов, – ответил Абу и поверг султана в некоторое замешательство.

Спросили как-то у Андаки:

– Учитель! Если любовь и доброта есть сама праведность, то к чему такие вещи, как знание, сомнение?

И Андаки отвечал:

– Для созревания персика необходимы солнце и вода. Вы не видели, что происходит, когда благодатное солнце светит слишком долго или чересчур сильно? Это становится разрушительным бедствием.

Поливайте растение правильно, и вода будет истинным благом для него. Поливайте его слишком часто, и растение неминуемо начнет гнить и испытывать острые боли. Это заставит его считать воду уже не благом, а проклятием.

Так и с человеком. Давайте ему непрерывно то, что он называет добротой, и вы истощите его настолько, что он станет несчастным. Не сделаете вовремя замечание, когда оно может оказать на него соответствующее воздействие, и вы совершили ошибку.

Один проповедник все время рассказывал о прелестях рая.

– Почему же ты не говоришь об аде? – спросили его.

– В этом нет надобности, дети мои. Ад вы и сами увидите.

Некто пристал к Конфуцию и довел его своей болтовней до одурения, а потом спросил:

– Неужто тебя не удивляют чудеса, о которых я тебе рассказываю?

– Больше всего меня удивляет то, – ответил Конфуций, – что я до сих пор не сбежал от тебя и подвергаю свои уши такому насилию!

Однажды известный мудрец выгнал своего ученика со словами:

– Твоя верность была проверена. Я нашел ее настолько непоколебимой, что ты должен уйти.

Ученик удивился:

– Я уйду, но я не могу понять, как верность может быть основанием для увольнения?

– В течение трех лет мы проверяли твою верность, – объяснил мудрец, – твоя верность бесполезному знанию и поверхностным суждениям совершенна, вот почему ты должен уйти.

К одному хасидскому мастеру пришел человек и спросил:

– Что мне следует делать, чтобы стать мудрым?

Учитель ответил:

– Выйди и постой там.

А на улице шел дождь. И человек удивился: «Как же это может помочь мне?» Но все-таки вышел из дома и простоял там, пока не промок насквозь. Тогда он вернулся и сказал:

– Я постоял там, что теперь?

– Когда ты там стоял, – спросил мастер, – было ли дано тебе какое-нибудь открытие?

– Открытие? – удивился человек. – Я просто думал, что выгляжу, как дурак!

– Но это великое открытие! – сказал мастер. – Это начало мудрости! Теперь ты можешь начинать. Ты на правильной дороге. Если ты знаешь, что ты дурак, то, будь уверен, изменение уже началось.

У Чжуан-цзы умерла жена, и Хуэй-цзы пришел ее оплакивать. Чжуан-цзы же сидел на корточках и распевал песни, ударяя в таз. Хуэй-цзы вознегодовал:

– Не оплакивать покойную, которая прожила с тобой до старости и вырастила твоих детей, – это чересчур. Но распевать песни, ударяя в таз, – просто никуда не годится!

– Ты не прав, – ответил Чжуан-цзы. – Когда она умерла, мог ли я поначалу не опечалиться? Скорбя, я стал думать о том, чем она была вначале, когда еще не родилась. И не только не родилась, но еще не была телом. И не только не была телом, но не была даже дыханием. Я понял, что она была рассеяна в пустоте безбрежного хаоса. Хаос превратился – и она стала дыханием. Дыхание превратилось – и она стала телом. Тело превратилось – и она родилась. Теперь настало новое превращение, и она умерла. Все это меняло друг друга, как чередуются четыре времени года. Человек же схоронен в бездне превращений, словно в покоях огромного дома. Плакать и причитать над ним – значит не понимать судьбы. Вот почему я перестал плакать.

Большой пес, увидев щенка, гоняющегося за хвостом, спросил:

– Что ты так бегаешь за хвостом?

– Я много думал, я изучал философию и вот догадался до того, до чего не догадывалась ни одна собака до меня; я понял, что лучшее для собаки – это счастье и что счастье это скрывается в хвосте, поэтому я и гоняюсь за ним, а когда поймаю, он будет мой!

– Сынок, – сказал пес, – я тоже интересовался философскими вопросами и тоже составил некоторое мнение на сей счет. Как и ты, я понял, что счастье – это лучшее, что может быть у собаки, и что счастье наше в хвосте, но я заметил, что куда бы я ни пошел, что бы ни делал, он следует за мной, так что мне не нужно за ним гоняться.

Дзенский монах Догэн жил уединенно в своей хижине на опушке леса. Как-то несколько странствующих буддийских монахов попросились к нему на ночлег. Когда они согрелись у огня и поужинали, то завели разговор о сущности бытия, утверждая, что человеческий мир – лишь иллюзия человеческого сознания. Устав слушать их болтовню, Догэн спросил:

– Как вы считаете? Вот тот камень находится внутри или снаружи сознания?

Один монах ответил с умным видом:

– Конечно, внутри.

– Твоя голова, должно быть, очень тяжелая, – сказал ему Догэн, – раз ты носишь в своем сознании такие камни!

Некто спросил у учителя Ле-цзы:

– Почему ты ценишь пустоту?

– В пустоте нет ничего ценного, – ответил Ле-цзы и продолжил: – Дело не в названии. Нет ничего лучше покоя, нет ничего лучше пустоты. В покое, в пустоте обретаешь свое жилище, в стремлении взять теряешь свое жилище. Когда дела пошли плохо, прежнего не вернешь игрой в «милосердие» и «справедливость».

Нашли люди лягушку и заспорили: каждый гадал, что это такое.

– Это вороненок, упавший в воду, – сказал один.

– Нет, это малек, только у него пузо раздуло, – возразил другой.

– Нет, это аист – он ведь произносит «вак, вак» (вак-вак – так иногда по-персидски называют аиста), – утверждал третий.

Отправились они к Дахо и спросили:

– Рассуди наш спор. Что это такое?

– Это соловейчик, только он или еще мал – крылья не отросли, или совсем стар – крылья отвалились.

Ходжа Насреддин пришел на собрание. Присутствующие обсуждали вопрос зла и добра.

– Если вокруг будет по-прежнему твориться столько несправедливости, то мир перевернется кверху дном, – сказал один.