Владимир Поляков - Моя сто девяностая школа (рассказы)

Я собирал все, что попадалось: марки, монеты, медали, бабочек, карандаши, коробки из-под папирос, спичечные этикетки, перья, резинки для стирания, но самое главное - это были кинематографические ленты.

Конечно, это были не кинофильмы, а всего лишь квадратики кадриков. Тогда еще не было цветного кинематографа, но кадры были чуточку окрашены в зеленоватый, желтоватый, синеватый и розоватый цвет. Ах, какие это были кадрики! С них улыбался, показывая полный рот зубов, Дуглас Фербенкс в роли Багдадского вора, рыдала Лилиан Гиш в роли "сиротки", бежала одетая в лохмотья Присцилла Дин - "Нищая из Стамбула", прыгал на мотоцикле Гарри Пиль, скакал на коне Вильям Харт, страдала Доротти Верной, и Иван Мозжухин в великолепном фраке целовал руку Лисенко - в огромной шляпе со страусовыми перьями. Сверкала глазами "Невеста солнца" - Руфь Роллан, лез на крышу Гарольд Ллойд, жонглировал тросточкой Чарли Чаплин, и семенил смешной толстяк Фатти - милиционер.

Нас было трое, коллекционеров-кинематографистов, - Бобка Рабинович, Марк Финкелыытейн и я.

У нас были коробочки, в которые мы складывали целлулоидные кадрики. Потом мы часами разглядывали их, поднося к лампе. Мы выменивали их на ириски, резинки, кнопки, а один раз я отдал свою шапку-ушанку за Мэри Пикфорд, Конраца Вейдта, Бестера Китона и Игоря Ильинского. Я пришел домой без шапки, и был большой скандал. Мэри Пикфорд, Конрад Вейдт, Бестер Китон и Игорь Ильинский были брошены отцом в печку и с треском сгорели. Я плакал не кинематографическими слезами, но коллекционирование не бросил.

Самый хороший способ доставания кадриков был очень сложным: надо было проникнуть во двор кинотеатра, под окно комнатки киномехаников. Сюда они выбрасывали срезанные кадры, когда обрывалась лента и им приходилось ее склеивать.

Здесь, во дворе, среди выкинутых отработанных углей от вольтовых дуг можно было почти всегда обнаружить несколько кадриков, а то даже и целый кусок ленты.

Но во дворы кинотеатров не пускали, и приходилось умолять дворников. А они были неумолимы. Надо было купить их милость. А где взять деньги?

И Бобке пришла в голову мысль: пойти петь по дворам.

Это было необычное зрелище: во двор дома входили трое мальчишек, вставали в ряд и робкими голосами пели: "Светит месяц, светит ясный" и "Сильва, ты меня не любишь, Сильва, ты меня погубишь". Иногда раскрывались окна и нам бросали медные монетки. Обойдя десять - двенадцать дворов, мы собирали копеек шестьдесят, а иногда даже рубля два и мчались во дворы кинотеатров "Молния", "Ниагара", "Кино Палас", задабривали дворников и возвращались домой с заветными кадриками.

Так мы гастролировали по дворам примерно две недели.

Однажды я пришел после "выступления" домой и начал рассортировывать собранные кадрики. Вдруг входит мама и говорит:

- Тебя зовет папа. Он в кабинете.

Я уже говорил, что мой отец был врач, и в этот день он принимал больных дома.

Я вошел в кабинет к отцу и увидел там незнакомого мне мужчину.

- Это был он? - спросил отец у своего пациента.

- Конечно, он. Я не мог ошибиться, - сказал больной. - Их было трое, они пели у меня во дворе "Сильву". Моя жена даже бросила им пять копеек.

Папа очень рассердился, но у него было чувство юмора, и он не мог не рассмеяться.

- А ну, спой, - сказал он.

Я стоял красный как рак и не знал, что сказать.

- Пой! - сказал отец. - Я требую, чтобы ты спел.

Что было делать? Я спел первые две строчки арии.

- Это ты так фальшиво пел во дворе? И тебе не стыдно? Зачем ты пел?

- Мне нужны были деньги на пополнение моей коллекции.

- Сколько тебе нужно было?

- Пятьдесят копеек.

- И ты не мог попросить у меня пятьдесят копеек?

- Я стеснялся.

- А петь так безобразно ты не стеснялся? Так вот, - сказал отец, возьми три рубля и никогда больше не пой.

С тех пор я не пою.

НАШ ШЕРЛОК ХОЛМС

- Товарищи! - закричал Костя Кунин, когда кончился урок и Кондукторша вышла из класса ("Кондукторшей" мы звали учительницу географии за то, что у нее была привычка говорить: "Предъявите ваши знания", как кондукторши говорят: "Предъявляйте ваши билеты"). - Товарищи! - закричал он. - У меня пропал учебник географии "Григорьев, Барков, Крубер и Чефранов". Он лежал еще на перемене у меня в парте, а после перемены его не стало. Кто его стащил?

Все молчали.

- Значит, никто не признается?

И опять молчание.

- Хорошо, я сам приму необходимые меры, - сказал Костя.

И потом в коридоре он долго шептался о чем-то с Ваней Лебедевым.

Наутро следующего дня я почему-то пришел в школу раньше, чем обычно, и увидел Кунина и Лебедева, обыскивающих все парты. У Лебедева был в руках электрический фонарик, которым он освещал ящики парт.

- Что вы делаете, ребята? - спросил я.

- Что нужно, то и делаем, - ответил Кунин.

А Лебедев сказал:

- Не твоего ума дело. Мы производили обыск, но найти ничего подозрительного не удалось.

И запел свою любимую арию из оперы "Сказание о невидимом граде Китеже" - "Попляши-ка, мишенька, попляши, дурашливый". Он знал, что знаменитый сыщик Шерлок Холмс в минуты раздумий играл на скрипке. Но на скрипке Лебедев играть не умел и ее у него не было. Поэтому он напевал. И еще он знал, что Холмс курил трубку. Но Лебедев не курил и заменял ее, как он говорил, "сосательными леденцами". Так что он еще сосал леденцы.

- Ты нам мешаешь, - сказал Кунин.

- Но если ты будешь сидеть молча, можешь остаться, - сказал Лебедев.

И я остался.

- Начинаем ход рассуждений, - сказал Лебедев. - Когда закончился урок ботаники, ты положил в парту свою тетрадь и видел свою географию, значит, она лежала в парте. Ты вышел из класса, так?

- Да. Передо мной вышли Свириденко, Водоменский и Петухов. Я вышел последним, - сказал Кунин, - в классе оставался только дежурный.

- Кто был дежурным?

- Толя Цыкин.

- Значит, остался Цыкин. У Цыкина есть "Григорьев, Барков, Крубер и Чефранов"?

- Есть, - сказал я. - Я сам видел у него.

- Дело усложняется, - сказал Лебедев. - А у его сестры - у Нюры Цыкиной - есть?

- Тоже есть, - сказал я, - у них два учебника.

- Значит, это не Цыкин. Подождите! А может быть, Цыкину нужны были деньги на расходы и он решил взять Костин учебник и продать его в книжную лавку Федорова?

- Почему именно Федорова?

- Потому что все в нашей школе таскают продавать ненужные учебники именно к нему. И лавка - близко от школы. Всё.

После уроков Лебедев куда-то исчез и вернулся с собакой. Это была большая глазастая немецкая овчарка, которую он вел на поводке.

- Как тебе нравится мой пес Телемак? - спросил он, подводя собаку к Толе Цыкину, собиравшемуся домой, л

- Ничего песик, - сказал Цыкин. - Он не кусается?

- Честных людей он не трогает, - сказал Лебедев.

Тем временем собака обнюхивала Цыкина.