Николай Лейкин - Запутались

.

Купецъ Провъ Семенычъ Книжкинъ пришолъ изъ лавки домой обѣдать, помолился на образа и обругалъ жену — "зачѣмъ новое божіе милосердіе мухи засидѣли";- снялъ съ себя сюртукъ, жилетку, прошолся по комнатамъ, помурлыкалъ себѣ подъ носъ "возопихъ всѣмъ сердцемъ моимъ" и опять обругалъ ее за то, что канарейка на полу насорила. Сѣвъ обѣдать, онъ три раза придирался къ ней изъ-за кушанья и опять три раза принимался ругаться, но наконецъ, наѣвшись, успокоился.

— Кофейку сейчасъ сварить, или послѣ? — спросила жена, радуясь что мужъ угомонился.

— Кофейку, кофейку! — передразнилъ онъ ее, но уже ласковымъ голосомъ. Только и на умѣ, что кофеекъ, а чтобъ объ дѣлѣ подумать. На это васъ не хватаетъ.

— Кажется, я завсегда думаю…

— Въ томъ-то и дѣло, что не всегда. Петрушка вонъ на возрастѣ, а нешто ты ему невѣсту подыскала? Это дѣло тебѣ слѣдоваетъ. Какая-же ты мать послѣ этого? Все я, да я…

— Да вѣдь гдѣ-жь подыскивать-то? Хорошія невѣсты по улицамъ не валяются… — оправдывалась супруга. По зимѣ вонъ сваха Лукерья ходила къ намъ, такъ самъ-же ты ее отучилъ, самъ-же посулился ей ребра обломать.

Послѣдовало нѣсколько секундъ молчанія. Провъ Семенычъ опрокинулся на спинку стула, самодовольно улыбаясь, поколотилъ себя по животу, и произнесъ:

— Нашолъ я ему невѣсту. Стряпчій Александръ Захарычъ сватаетъ. Дѣвушка, говоритъ, отмѣнная… Рыбныя тони у нихъ. Богатые купцы. Двѣ дочери: одна невѣста, другая подростокъ… Также и лѣсъ сплавляютъ… Одного, говоритъ, лѣсу въ Новгородской губерніи десятинъ четыреста. Два брата ихъ… Маховы по фамиліи…

— Слышала, слышала… Богатѣйшіе купцы… — поддакнула жена. Только отдадутъ-ли за нашего Петрушку-то? Къ нимъ вонъ по зимѣ, овощенникъ Ключилкинъ сватался, такъ тому карету подали. Мнѣ бабка въ баняхъ сказывала.

— Посмотрѣть надо, попытаться… Александръ Захарычъ человѣкъ обстоятельный; зря болтать не станетъ.

Провъ Семенычъ всталъ съ мѣста.

— Ну-съ, Аграфена Астафьевна, вотъ вамъ нашъ сказъ, — обратился онъ къ женѣ: теперь я спать лягу а, ужо, какъ Петрушка изъ лавки придетъ, — разбуди меня, потому мы сегодня и невѣсту смотрѣть поѣдемъ. Я ужь велѣлъ ему приготовиться.

— Ахъ, Господи! — всплеснула руками Аграфена Астафьевна. Да какъ-же такъ вдругъ?… У меня и платье грограновое распорано…

— Ну, такъ что-жь что распорано? Пущай его!.. Я одинъ съ Петрушкой поѣду. Возьмемъ карету и отправимся, потому они тамъ на самыхъ тоняхъ и живутъ.

— Что-жь это за смотрины такія, коли-ежели безъ матери! — проговорила она.

— Дура и больше ничего! Нешто это настоящія смотрины? Настоящія впереди. Тогда предупредить слѣдуетъ, чтобъ, значитъ, ждали, а сегодня мы съѣздимъ такъ, больше для прокламаціи. Пріѣдемъ на тони и начнемъ торговаться на лососей или на сиговъ. Будто въ прокъ солить хотимъ… Ну, а тѣмъ временемъ и невѣсту посмотримъ.

Сказавъ это, Провъ Семенычъ отправился спать.

— У насъ все не по-людски! — пробормотала ему вслѣдъ Аграфена Астафьевна и съ сердцёмъ бросила на столъ ложку.

Мужъ обернулся и подбоченился.

— Нѣтъ, какъ посмотрю я на тебя, такъ съ вашей сестрой ласково говорить нельзя, — произнесъ онъ. Ей Богу! Какъ ласка — такъ вы сейчасъ зазнаваться и на дыбы…

Аграфена Астафьевна не возражала.

Часовъ въ шесть вечера Аграфена Астафьевна будила мужа. Около постели стоялъ и сынъ Петрушка. Онъ былъ одѣтъ въ новый сюртукъ и цвѣтной галстухъ съ большимъ бантомъ. Провъ Семенычъ проснулся, сѣлъ на кровать и началъ почесываться.

— Все исправилъ-съ, какъ слѣдуетъ, — отрапортовалъ сынъ. Карету нанялъ двухъ-мѣстную за три рубля, и самую что ни-на-есть лучшую выбралъ. Самъ и на извозчичьемъ дворѣ былъ.

— Ну, коли такъ, такъ веди себя хорошенько! — ласково произнесъ отецъ и всталъ съ кровати. Что-жь вихры-то не подвилъ? — сказалъ онъ. Волосы словно плети висятъ.

— Не смѣлъ-съ. Думалъ, что вы растреплете.

— Вздоръ! Бѣги сейчасъ въ цирюльню и подвей бараномъ, а я тѣмъ временемъ одѣваться буду. Невѣста хорошая и богатая, нужно чтобъ все было въ порядкѣ и по модѣ.

Сынъ отправился въ парикмахерскую, а отецъ началъ одѣваться. Вообще онъ былъ въ духѣ, пѣлъ "божественное" и даже шутилъ съ женой. Черезъ четверть часа сынъ явился завитой и напомаженный. Отъ него такъ и несло духами. Отецъ осмотрѣлъ его и сказалъ:

— Ну, Петрушка, ежели это дѣло уладится, такъ ужь я и не знаю, какимъ ты угодникамъ молился. Невѣста такая, что хоть сыну купца Елисѣева, такъ и то не стыдно жениться. Истинно благословеніе божіе тебѣ посылается. Ну, теперь въ путь! Господи благослови!

Провъ Семенычъ помолился на образа, однако съ мѣста не трогался, а переминался съ ноги на ногу.

— Надо полагать это тебѣ за молитвы матери твоей, продолжалъ онъ: потому она у тебя женщина благочестивая и богомольная.

— Ужь, кажется, я завсегда денно и нощно… — вставила свое слово Аграфена Астафьевна.

— Ну, вотъ! Про это я и говорю… Гдѣ-жь ему за его молитвы?… Конечно, за твои…

Провъ Семенычъ, видимо къ чему-то подговаривался и вдругъ произнесъ:

— Достань-ка, Аграфена Аатафьевна, водочки. Выпить на дорожку малость слѣдуетъ.

— Ну полно, что за водка безъ благовременія.

— Знаю, что безъ благовременія, да животъ что-то щемитъ, — а ты сама знаешь, нынче время холерное. То-и-дѣло народъ валитъ.

Она съ неудовольствіемъ вынесла графинъ водки и, кусокъ хлѣба. Провъ Семенычъ вылилъ рюмку и повторишь.

— Ну вотъ теперь какъ будто полегче и повеселѣе — сказалъ онъ и вышелъ въ прихожую.

Мать дернула сына за рукавъ и шепнула:

— Коли ежели по дорогѣ отецъ въ трактиры заѣзжать будетъ, такъ ты останови. Нехорошо-молъ, тятенька…

— Будьте покойны какъ за своей персоной слѣдить буду, — отвѣчалъ сынъ.

Отецъ и сынъ вышли на дворъ и стали садиться въ карету. Аграфена Астафьевна смотрѣла на нихъ изъ окошка и говорила:

— А все-таки не хорошо! Невѣсту смотрѣть — и вдругъ безъ матери!

Провъ Семенычъ ничего не отвѣчалъ и крикнулъ извозчику: "трогай"!

Нѣсколько времени отецъ и сынъ ѣхали молча. Отецъ отиралъ платкомъ со лба обильный потъ; сынъ перебиралъ часовую цѣпочку. Наконецъ, отецъ прервалъ молчаніе и началъ читать сыну наставленія.

— Какъ пріѣдемъ туда, такъ держи себя скромнѣе, — говорилъ онъ. — Въ разговоры самъ не суйся, а отвѣчай, что спросятъ.

— Помилуйте, тятенька, да когда-же я? — отвѣчалъ сынъ.

— Ежели виномъ угощать будутъ, такъ не пей.

— Будьте покойны, тятенька. Все будетъ какъ слѣдуетъ.

— То-есть одну-то рюмку можешь выпить, потому одна никогда не вредитъ.

— Зачѣмъ-же и одну? Богъ съ ней! Можно перетерпѣть. Лучше въ другое время выпить.