Вероника Киреева - Советский человек

И я для неё будто не муж вовсе, а некий странник, случайно оказавшийся поблизости. Я сначала значения-то не придавал, а потом к доктору её повел. Так у меня ночи бессонные! Галя как спать ложиться так всякий раз со мной знакомится.

– О! Какая неожиданная встреча! – радостно восклицает она. – Вы, наверное, меня не помните?

– Не помню, – говорю я и делаю вид, что сплю.

– Как же так? – удивляется она. – Вы забыли? Забыли меня?

– Галя, – говорю я, зевая во весь рот, – давай спать. На работу завтра.

– О нет! – испуганно вскрикивает она. – Как можно спать? Мы не знакомы! – добавляет она трагически. – Вы верно странник, что у вас в мешке?

– Я простой советский человек, – пытаюсь объяснить я, – и мне давно пора спать.

– Не говорите громко! Нас услышат! – шепчет Галя, оглядываясь по сторонам. – Я спрячу вас, не бойтесь. Мне кажется, вы добрый человек.

– Галя, – умоляю я, – ну хватит уже. Ну сколько можно?

– Молчите! – говорит она взволнованно. – Я спрячу вас. Никто не будет знать!

– Хватит! – не выдержал я. – Завтра же идем к доктору.

Так я неделю уснуть нормально не могу! Всё меня Галя прячет, всё нас кто-то ищет, всё я бедный странник.… Ну сколько можно!

Пришли мы к доктору, а он сразу ко мне, сразу вопросы стал задавать, пульс щупать, давление измерять. Градусник протягивает, а сам успевает молоточком по коленкам моим стучать.

– Так-так, – говорит. – И давно это у вас?

– Неделю, – говорю я. – Неделю целую мне нет покоя!

– Так-так, – говорит доктор, а сам в глаза мне заглядывает. – Покажите язык, – говорит, – встаньте, пройдитесь.

Я встал, а меня качает в разные стороны, ноги совсем не держат. А Галя сидит себе тихо, и хоть бы слово сказала.

– Так-так, – говорит доктор, – присядьте. Сестра, – позвал он, – несите раствор бромгексина с глюкозой или что-то в этом роде.

Не успел я опомниться, как мне укол поставили и рецепт вручили.

– Ничего страшного, – успокаивает доктор мою жену. – Вероятно, на работе у вашего мужа был нервный срыв, потрясение, перенапряжение, хроническое недосыпание, нервное истощение, люмбаго. Ему нужен покой, – закончил он, – и сон.

– Я его спрячу! – говорит Галя, и её глаза начинают блестеть. – Я знаю одно безопасное место!

– Очень хорошо, – говорит доктор. – Спрячьте его от всех на две недели.

Пришли мы домой, Галя в постель меня уложила, молока горячего принесла и села тихонько рядом. А я уснул сразу и спал, не знаю сколько. Просыпаюсь, а Галя всё также сидит возле меня такая тихая и по руке меня гладит.

– Я спрятала вас, не бойтесь, – вдруг говорит она шепотом. – Никто не будет знать!

Я понял, для чего существует брак. Нет, не для радости и не для удовлетворения своих потребностей! У нас товарищи одна потребность – любить свою Родину. И не для того, чтобы получать удовольствия! Постыдились бы!

И не за тем, чтобы сидеть, взявшись за руки и смотреть на звезды. Не за этим! И не потому, что нам всем приспичило. Брак, товарищи, существует для того, чтобы мы, весь советский народ отвергли от себя страсти и уняли неуемные желания. Но это товарищи может сделать только труд. Каждодневный, созидательный, и разумеется, коллективный.

Но зачем тогда нужен брак? А затем, что каждый из нас вверен друг другу для воспитательного процесса. Посмотрите внимательно на товарища, с которым вы живете. Что вы видите? Да ничего хорошего! Безвольный, слабохарактерный человек, у которого нет достойной цели.

Вся его жизнь – это бигуди, это бесконтрольная трата денег, это жажда удовольствий! Это скандалы! Разве можно допустить, чтобы жизнь близкого человека была столь бесполезной? Нельзя! Поэтому, задача каждого из нас – помочь своему товарищу.

Видя все его наклонности, противоречия и моральную неустойчивость, а вечерами так вообще, злую похоть, примемся с надеждой за исправление его тяжелого, скверного характера. Я, как только понял, для чего живу с Оксаной, так сразу же начал действовать. В первый же вечер стал к ней приглядываться.

А для чего тогда жить вместе? Чтобы молчать? А она с работы пришла и хохочет, и смотрю, сразу к холодильнику. Съела две тарелки борща, четыре пирожка с мясом, а я считаю, сижу. Думаю, это куда же?

– Оксана, – говорю, а сам пирожки у нее забираю, – где твое воздержание? Где мера?

А она выхватывает у меня пирожок и съедает! Это разве женщина?

– Пять пирожков! – говорю я, а мне не верится.

– Да они маленькие! – смеется она. – Чего ты?

– Да какая разница? – сокрушаюсь я. – Всё с этого и начинается! Если ты в еде себя не можешь контролировать, ты и в остальном будешь такая же! Бесконтрольная! И ненасытная!

А ей хоть бы что! Улеглась на диване и лежит.

– Иди, – говорит, – массаж мне сделай!

Я чуть не упал. Вот, думаю, новости! А Оксана халат сняла и лежит в комбинации. Ну, никакого стыда!

– Ну где ты там, – говорит, – Василий? У меня шея болит, сил никаких нету!

Я за одеялом скорей сбегал, думаю, что же это такое?

– Прикройся, – говорю и одеяло на нее набрасываю, – ты же женщина! К тому же несдержанная в своих желаниях!

– Да мне жарко! – говорит Оксана и скидывает с себя одеяло. – Я может, напарилась в цехе и мне вообще с себя снять всё охота. Я устала!

И срывает Оксана комбинацию и бросает ее, прямо в меня. Я поймал ее, и стою. Да как же хорошо, думаю, что мы в браке. Что можем исправлять друг друга и как-то обуздывать.

– Да что ты встал с ней? – говорит она. – Иди, спину помни мне.

– Оксана, – говорю я, как можно доходчивей, – ты на редкость привлекательная женщина. У тебя как я вижу сейчас при свете дня прекрасная фигура, достойная кисти художника.

– Правда? – она недоверчиво посмотрела на меня.

– Да, – говорю я. – Если бы я был художником, я бы обязательно тебя нарисовал.

– Ты серьезно? – все еще не верит она.

– Ну конечно, – говорю я, искренне сожалея о том, что у меня нет ни кистей, ни холста. – Нарисовал бы тебя в саду, под цветущими яблонями, как сидишь ты на скамье и смотришь вдаль на…

– Нарисуй меня лучше в комбинации, – перебивает меня Оксана. – В такой кружевной, а по низу у нее пришиты цветочки голубенькие. Я такую вчера в универмаге видела.

– Оксана, – опешил я, – да как же можно?

– А что такого? – удивляется она и чуть ли не ножницы передо мной выполняет. – Мне стыдиться нечего!

– Да как же так? – не понимаю я. – Это же как-то…. нехорошо….

– Ну, тогда в пеньюаре, – мечтательно произносит она. – В прозрачном таком, до пола….

– Оксана, – а я вообще растерялся, – ты вообще что говоришь-то?

– Ой, – махнула она рукой. – Не хочешь, так и скажи! Подай мне халат, я к Тамаре схожу, спрошу, как она маринад делает.

Ушла Оксана к соседке, а я сел и сижу с её комбинацией в руках. Думаю, как же её исправлять? Так она ест за троих, на ходу раздевается, да еще хочет, чтобы я рисовал ее в пеньюаре!