Лариса Сафо - Хроники Дерябино в трёх частях. Часть 1. Эффект Малевича

Руководитель общественного молодёжного движения «Интернет-нет!» Иван Васнецов сердечно приветствовал вечернего гостя. Иваново движение носило чахоточный характер, не ставило перед собой политических целей и не прибегало к запрещённым методам борьбы. Его слабой стороной была неопределённость конечной цели. В программной брошюрке движения утверждалось: «Растворение в сети индивидуума неизбежно ведёт к потере социальной идентичности, к утоплению человеческой особи в океане ей подобных, к вырыванию производителя материальных благ из привычной среды. Интеллектуальный продукт социальных сетей ничуть не лучше по запаху и вкусу начинённой ароматическими добавками и примесями с лживой имитацией мяса колбасы из супермаркета».

Поскольку вирусом этой болезни была заражена только креативная часть населения Дерябино, движение «Интернет-нет» не имело широкой поддержки масс и не вызывало отрыжки у власть имущих города. Надломленные гайдаровской пропагандой о грядущем изобилии всего и вся на закате перестройки дерябинцы относились к Васнецову, его адептам с симпатией и незлобиво.

Пётр Ефимович не располагал временем и желанием копаться в социальных сетях в рабочее время и тем более в объятиях вулканизирующих городских кокоток на досуге. Следователь прокуратуры часто пользовался услугами Ивана, собирающего в интересах своего движения целые досье на освобождённых от идеологических вериг граждан Дерябино. Сам Бессмертный испытывал чувство брезгливости к обнажавшим тело и душу на потеху улюлюкающей толпы пользователям Интернета. Что и выразилось в тошнотворном позыве его голоса при обращении к Васнецову с доверительной просьбой:

– Вань, страничку Марины Дробышевой открой. Может ещё не удалили! Что она там о себе воображала?

Иван с прытью кенгуру бросился к компьютеру. Не прошло и пяти минут, как с изумлением обнаружившей пустой сумку на животе мамаши он воскликнул:

– Ничего себе! Петр Ефимович, тут соболезнование в её адрес и какой-то голубой квадратик в углу!

Следователь прокуратуры тут же к нему присоединился увидевшим незнакомую доселе птаху орнитологом и принялся читать с экрана монитора «птичий» текст:

«Привет всем поклонникам Голливуда! Считаю себя реинкарнацией Мэрилин Монро, кто не согласен – тому глаз вон. Для остальных – ждите новых подтверждений. Готовлю портфолио для фанатов, как только развяжусь с насморком и припудрю носик. И не верьте, что все блондинки – дуры, и это – не окрас, а диагноз. Они просто нам завидуют!».

Пазл сложился. Где портфолио там и Чижиков, фотокор дерябинской газеты. Этот прыщ на теле местного организма как-то первым узнал о трагической кончине Дробышевой. Как? Либо причастен, либо у него посмертное фото Марины с места преступления. Давила на мозг и фраза преступника над телом невинно убиенной жертвы. Нещадно обуреваемый ею Бессмертный обратился к Васнецову с предложением:

– Так, посмотри еще пару страничек девичьих контактов Марины. Ничего необычного нет?

Иван деловито извлёк побитую временем флешку из клюва чучельного филина со словами: «Я вам „инфу“ на неё скину. Для протокола!». Засим приступил к поиску в соцсетях. Надо сказать – лесной вещун олицетворял борьбу молодёжного движения с интернет-зависимой живностью и был её символом. Некоторые адепты даже видели в ней стерегущую от грызунов покой дерябинцев хищницу. Через пять минут Васнецов с удовлетворением поймавшего суслика сыча заметил:

– Ага, контакты гимназисток. Дарья Воронова, Мария Ненашева, Анастасия Вьюн. Ничего необычного, простой трёп о килограммах и сантиметрах. Кстати, все они простужены, о чём и поведали всему миру. Это всё? Поздно уже. Да, и очень прошу – достаньте мне вечернюю местную газетку, киоски-то все закрыты. Как никак сенсация…

Расстались они как всегда чрезвычайно приятственно по отношению друг к другу. Покинув бывший Дом пионеров, Бессмертный уже в машине наметил план действий на завтра. Утром – к редактору, в обед – вызвать оперов, вечером – к Дим Димычу. В отличии от членов российского правительства Пётр Ефимович всегда действовал пошагово, и посему был избавлен от необходимости прыгать из окопа в окоп в поисках дна оного.

Утро застало Валерия Ивановича Гудкова в чужой постели. Запах свежесваренного кофе заставил редактора местного таблоида «Особый путь» окончательно очнуться от временно омрачённых лязгом челюстей капиталистических баракуд светлых видений. Мужчина суетливо ощупал охладевшее место рядом с собой и с интонацией юного Вертера призвал хозяйку дома вопросом:

– Люси, ты где?

На зов явилось не обременённое липоксацией и не изуродованное шрамами от гинекологических процедур молодое тело. Жена Валерия Ивановича давно отошла в мир иной и не имела решительно никакой возможности воспрепятствовать в этом плотским утехам бывшего супруга. Посему личико Люси не туманилось тенью сомнений в правильности выбора партнёра по умиротворению своего женского естества. Кроме того, она кое что знала о взаимоотношениях любовника с представителями местного бизнеса, непорочность которых ставилась всем местным обществом под интуитивное сомнение.

Что, впрочем, не мешало Гудкову при случае всячески способствовать инициативам местных коммунистов по консервации примет советского периода, а ей – иметь камень за пазухой для упрочения романтической связи.

Валерий Иванович был вынужден коротать ночи у Люси исключительно в целях конспирации и сохранения статуса блюстителя городских нравов. Редактор был общественной фигурой, которая тем не менее требовала соответствующих сексуальных инъекций в интересах сохранения мужского начала в рабочем состоянии. Пользоваться же в этом интимном деле непроверенными кадрами было бы с его стороны крайне неосмотрительно.

Квартирка Люси ничем не отличается от тысяч таких же дерябинских квартир. Разве что плакатами с изображениями Эрнесто Гевары и Фиделя Кастро в революционный период, удивительно похожим на профиль с октябрятской звездочки портретом юного Леонарда Ди Каприо и обретшим смысл жизни киношным фото Корчагина на стенах единственной комнаты жилища. Она же была спальней и залом одновременно. Валерий Иванович не торопился с решением вопроса об улучшении жилищных условий владычицы своего тела, поскольку разница в возрасте не внушала ему оптимизма на марафонность эротических отношений.

Этим утром Люси была более чем обворожительна. Вчерашний выпуск дерябинского таблоида «Особый путь» с посмертной фотографией Марины Дробышевой и мутными комментариями оперов разошелся влёт. К тому же Алиса Ковалёва напустила в своём материале такого тумана, сквозь который едва различался контур драмы. Однако, отчётливо проявились очертания картины воздаяния отцу за грехи его – был чётко прописан генезис трупа, включая социальный статус. Читательский ажиотаж довёл до душевного оргазма изнуренного ночной оргией Гудкова и внушил Люси эфемерную надежду на получение какой-нибудь безделушки из редакторских рук. Увы, этой надежде не суждено было сбыться.