Наталья Тимофеева - Гремучая смесь

Летом, конечно попроще, хотя мешки и другие разные тяжести таскать тоже приходится. Но летом ты на земле работаешь, а это совсем другое дело, чем там, где паровозы свистят и пыхтят, и сгоревшим углем воняет так, что аж мочи нет дышать этой гадостью.

Это что касаемо работы. А что касаемо жизни, так у барина житье не в пример сытнее и вольготнее. Если в городе артелью не только работать, но жить приходится, потому что почитай все артельные, такие же как Иван, из деревень пришедшие, то в деревне Иван живет в своем доме, от родителей доставшемся.

В городе ведь как, за жилье заплати, за стол заплати – туда копеечка, сюда копеечка, так расходы и получаются. Конечно Иван деньги на ветер, на кабаки там всякие и прочие непотребства, не выбрасывает, но расходы есть и с этим приходилось мириться.

Совсем другое дело, у барина. Живешь на всем готовом: кормят-поят так, как будто на убой определили. Опять же, одежку, обувку дают, ну чтобы было в чем в поле работать, а свою, на кровную копеечку купленную, не тратить и не портить. И за это все еще и деньги платят, разве не красота? Платят конечно меньше, чем в городе, но с этим и смириться можно, уж больно у житья при барине преимуществ много.

И самым, можно сказать, главным преимуществом, помимо всего прочего, является конечно же сама барыня, женщина еще в полном соку и до ужаса ненасытная.

В городе это тоже есть, но там все по-другому. Для того, чтобы силы свои, для этого самого определенные, применять и не давать им застаиваться, в кумовья приходится записываться.

Кухарок и прочей прислуги, в городе, да хоть в мешок складывай, полным полно и почитай, все, тоже, как Иван, из деревни. И у них у всех, тоже силы, для этого дела даденные, тоже имеются и применение им тоже надобно. Но живет прислуга вся эта при хозяевах, в домах ихних, а значит приличия соблюдать надо. Да и чего хорошего когда если где-то по-собачьи, за сараем? Опять же, зима, холодно.

А так, назвался кумом – милости просим. Барину, ну или купцу, спокойнее, потому как почитай все на его глазах происходит. Это значит, не шляется прислуга неизвестно где и неизвестно с кем, потому и дурную болезнь в дом не принесет. А вот если запретить куму в гости приходить, тогда обязательно шляться начнет и обязательно принесет. Хорошо если в подоле, а то бывают вещи и похуже.

И выглядит все это чинно: приходишь, положим, в гости, а хозяин с тобой чуть-ли не за ручку здоровается, а бывает, что и подарки какие дарит. Правда с подарками этими конфуз получается. Нет, не с теми, которые тебе дарят. По праздникам, и тоже никуда не денешься, самому приходится подарки названной куме дарить. И опять деваться некуда, заведено так, а подарок этот, каждый, он тоже копеечку стоит. Вот и опять получается, туда копеечка, сюда копеечка, а в результате, – расходы, что б им.

В деревне же, барыне никаких подарков дарить не надобно, даже наоборот, она сама тебе, когда денег даст, когда еще что, приятно, одним словом. Таиться приходится, но не так чтобы уж очень. Конечно же, дворня о шашнях этих все знает, но помалкивает, потому как выгоду с этого имеет.

Можно сказать, благодаря Ивану, барыня с дворовыми людьми ласковая и покладистая и почитай вообще не наказывает, а это очень даже большое преимущество. Ведь дворовый человек, он завсегда виноват. Любого хватай, хоть за косы, хоть за бороду, тащи на конюшню и по спине да по заднице с полного маху и от души, не ошибешься. Ведь народ, он так устроен. Когда он живет даже не то, чтобы при месте сытом, а в самом этом месте, обязательно начинает или приворовывать или лениться сверх меры, причем весь, без исключения. А барыня, с ними ласковая, не иначе боится, что те барину про нее с Иваном расскажут, всегда простит, а если уж и накажет, то за такое, за что и сам провинившийся хочет быть наказанным. Вот такая вот у Ивана жизнь происходит. Ничего не скажешь, хорошая жизнь.

А еще Иван, сам того не зная почему, вспомнил о барине. Барин-то, он мало того, что в возрасте преклонном, он кроме как книжками учеными, более ничем не интересуется, почитай круглые сутки за ними просиживает.

Что он там, с книжками этими делает, Ивану совершенно непонятно. Если их все читать и читать постоянно, то голова лопнет. Это как, например, в бычий пузырь наливать да наливать воду, без меры. Насколько-то, пузыря этого, конечно же хватит, но потом он, от воды в него поступающей, обязательно лопнет и превратится в лохмотья. Так и с головой барина. Да можно сказать, что она уже у него лопнула, потому что барин тот на свою супругу, барыню, внимания мужского совсем не обращает. Может быть сил для этого не выделено, все силы в голове находятся, а может быть книжки эти всё в барине перепутали – то, что было снизу, стало сверху и наоборот.

Правда, Иван такими мыслями себя особо не отягощал, ни к чем, мол, это. Если часто и много думать, можно в такого же, как барин превратиться, а оно ему надо? Ему и так хорошо!

Он был уверен, что никаких французских языков, пианин и танцев всяких разных, на самом деле вовсе не существует. Все это с людями происходит исключительно потому, что они не работают, а только и занимаются тем, что с жиру бесятся.

На этот счет у Ивана существовала не то, чтобы теория, а твердое убеждение. Он считал, языки все эти, французские, и пианины с танцами, есть ни что иное, как результаты болезни, которой человек в обязательном порядке заболевает, если в своей жизни ничего не делает, а только, например, книжки читает, как его барин. Мол, зараза это такая, но лекарство от нее есть – работать не покладая рук. Тогда времени, на то, чтобы с жиру беситься, вовсе не останется и с человеком будет все хорошо, как с Иваном. Мол, посмотрите на того же барина и на Ивана и сравните, а если не верите, спросите у барыни.

Своими мыслями по этому поводу, Иван ни с кем не делился и не потому, что боялся быть непонятным, а то и высмеянным. Просто-напросто он было уверен, что каждый трудовой человек думает точно так же, как он. А что до тех, которые болезнью этой уже заразившиеся, так до них ему дела никакого нет, сами заразились, пусть сами и лечатся.

Но настроения Ивану такие мысли совсем не портили, а скорее совсем наоборот. Выходило, что человек он мало того, что молодой, да из себя видный, так еще и человек здоровый, а это немаловажно.

Он собирался поработать в городе еще лет пять, не больше, и вернуться в деревню с тем, чтобы обзавестись хозяйством и работать на земле. Работу в городе Иван не воспринимал как что-то серьезное, как то, чем серьезный человек должен заниматься всю свою жизнь. Человек без земли и без хозяйства, считал он, это как трава, что посередине дороги растет. Каждый волен на нее наступить, проехать по ней, а то и, прости Господи, нужду справить.